Глава IV. Городское "геральдическое художество" середины XVIII в.

После удаления Ф. Санти от должности составление городских гербов в России находилось, по утверждению Сената, "не без остановки". Во всяком случае, в переписке 40-х годов Герольдмейстерской конторы с Сенатом по поводу городских гербов звучит минорная нота: "Они и поныне не опробованы, и в тех гербах, в которых какая фигура изображена какова ради случая, тому описание не учинено". Дело, конечно, было не в аресте "художественного руководителя" Герольдмейстерской конторы, хотя и этот факт сыграл свою роль: рисовать гербы практически было некому. Вместе с Санти от сочинения гербов "отбыл" Иван Ардабьев, который был "сыскан" только в 1731 г.; рисовальщики также покинули Герольдмейстерскую контору - их "отпустили в дом" на неопределенное время. Все же основная причина отказа от городского герботворчества крылась в изменении городовой полнхнки. Едва народившиеся органы городского самоуправления при преемниках Петра I превращаются в придаток местной царской администрации. Однако идея символа города не исчезла из русской жизни. Мы это утверждаем на основании тщательного сбора сведений о рисунках и изображениях городских эмблем, появившихся именно во вторую треть XVIII в., когда, казалось бы, создание городских гербов должно было заглохнуть совсем.

Городские гербы перешли в другие ведомства. Вместо Герольдмейстерской конторы ими начали заниматься Военная коллегия и Академия наук.

Почему Военная коллегия? Вспомним, что еще в 1712 г. для военных нужд был составлен знаменной гербовник. Поскольку Военная коллегия придерживалась петровских традиций, продолжив размещение полков на вечные квартиры по провинциям и переименование их по названиям городов, где они стояли, вопрос об изображении гербов городов на полковых знаменах не отпал. Военная коллегия в феврале 1727 г. возложила подготовку проектов новых знамен на Санти. До ареста Санти сделал рисунки согласно присланному реестру полков, знамена для которых были необходимы. Во всяком случае, Герольдмейстерская контора в декабре этого же года отослала в Военную коллегию "Знаменам гербовник на 22 листах, в них разных полков 43 герба". Отмечалось: "Оные рисунки гербам, что сочинил Сантий".

Дальнейшие требования подобного характера Герольдмейстерская контора удовлетворить уже не могла. Как оказалось, она не имела не только рисовальщиков, но и результатов их труда: куда-то исчезли рисунки гербов, подготовленные при Санти, "ведомости о городах", книги по геральдике. В панике герольдмейстер И. Н. Плещеев бросился на розыски исчезнувшего Ардабьева: может быть, он знает что-либо об этих материалах?

Отысканный через четыре года бывший секретарь Санти заявил, что все доношения, присланные "из губерний и провинций, и городов к сочинению гербов городам", он по приказу графа Санти отдал оберсекретарю Сената Ивану Кириловичу Кирилову. Для чего они требовались последнему, расскажем ниже. Рисунки гербов, по-видимому, хранили объявившиеся позднее Художники Герольдмейстерской конторы Чернавский и Гусятников. Ардабьев знал, что составлен реестр гербов, а насчет книг по геральдике мог сказать и того меньше: о книгах, "какие, когда граф Сантий во оную контору с собою из своего дома принашивал, он, Ардабьев, не знает; а какие Сантий с собою принашивал, оные через некоторое время с собой нес обратно".

Убедившись, что Герольдмейстерская контора не в состоянии в короткий срок составить для знамен необходимое количество городских эмблем, Военная коллегия была вынуждена искать иные пути для их создания. К рисованию гербов ею привлекается, например, художник - "малярный мастер" Георг Гзель. Затем к делу создания знаменного гербовника подключается генерал фон Миних, который взял составление гербовника в свое ведомство - Контору инженерного правления.

Здесь под руководством обер-директора над фортификациями всей России графа В. К. Миниха и при участии живописца Андрея Баранова был составлен гербовник. В него вошли рисунки для 85 полков по названию городов (см. вклейку). Рисунки сопровождаются реестром гербов и их описанием. Около каждого рисунка помечалось, что герб составлен "по старому", "против старого", "против нового", "против последнего Сантиева". Видимо, при составлении данного гербовника использовались и более ранние рисунки гербов... Подтверждение тому - обнаруженный в делах Герольдмейстерской конторы список переданных Миниху вспомогательных материалов. Это "старый малеванный без красок по титулу" гербовник (гербы из Титулярника 1672 г.), "старый, по которым знамена имеются" (гербовник знамен петровского времени), а также "который рисовал Сантий с красками", "который рисовал Сантий же, против вышеписанного мелкий, по два герба на странице". В подлиннике были переданы рисунки городских гербов, присланные из Риги, Ревеля, Нарвы, Выборга, Пернова, Вендена, Дерпта, и некоторые другие.

Из перечня вспомогательных материалов видно, что в распоряжении составителей нового знаменного гербовника были отнюдь не все подготовленные Санти проекты городских гербов. Неизвестными оставались существующие изображения на городских печатях. Например, в материалах, переданных Миниху, не встречается упоминания об уфимской, томской печатях. Именно поэтому рисунки вновь созданных гербов - уфимского (бегущая лошадь вместо бегущей куницы), а также томского (рудокоп вместо пушных зверей) - не соответствуют изображениям на печатях названных городов. В то же время рисунок печати Орловской провинции прилагался к иодготовительным документам, поэтому эмблема города Орла из гербовника идентична изображению па печати.

Более 30 новых городских эмблем родились на страницах нового знаменного гербовника. Среди них - брянская, великоустюжская, дорогобужская, самарская, елецкая и др. (см. таблицу в гл. VII).

Гербовник в 1729 г. рассмотрел Верховный тайный совет (по-видимому, утверждение знаменного гербовника приравнивалось к важнейшим государственным делам), а в следующем году Военной коллегии было отдано распоряжение применить его на практике - изготовить знамена с гербами городов согласно утвержденным рисункам.

Прошло несколько лет с момента появления нового знаменного гербовника, и вновь перед Военной коллегией встал вопрос о составлении гербов для полковых знамен. На сей раз речь шла о слободских полках, для которых предстояло сделать новые знамена с гербами. Указ от 31 июля 1734 г. предписывал, "каким гербам быть, оные велено сочинить в Военной коллегии и герольдмейстеру... Також и на полковых печатях вырезать гербы того ж определения...". Теперь Военная коллегия потребовала от Герольдмейстерской конторы самым категорическим образом, "чтобы к сочинению тех гербов потребные ведомости присланы были в Военную коллегию немедленно". Новый герольдмейстер П. А. Квашнин-Самарин оказался в полной растерянности: в Герольдмейстерской конторе не осталось ни рисунков с гербами, ни живописцев, способных таковые рисунки изготовить. Пока он посылал запросы в разные ведомства, разыскивал бывших сотрудников Герольдмейстерской конторы, сведущих в гербах, Военная коллегия нашла еще одно учреждение, имеющее, по ее мнению, отношение к сочинительству гербов. Этим учреждением была Академия наук, а в ней геральдику "ведал" волею случая иноземец И. С. Бекеиштейн. Имя для нас пока новое...

Иоганн Симон Бекенштейн, "разных прав дохтур" Кенигсбергского университета, приехал в 1726 г. по приглашению первого президента Петербургской Академии наук Л. Л. Блюмеитроста в Россию в качестве профессора юриспруденции. С ним, как и с другими иностранными профессорами, приглашенными в только что открытую Академию паук, был заключен контракт сроком па пять лет. Первоначально предполагалось, что Бекенштейн "о праве публичном и о истории нынешнего времени научит, такожде и о институциях права Юстиниана цесаря, буде слушателям полюбится, тщание иметь будет". Однако незнание им русской правовой специфики (в программе курса, составленной Бекенштейном, читаем: "Натуральное право. Права общие Германской, или Немецкой, империи. Описание, как в судах обыкновенно поступать; причем... имея тщание и о лифлянских и эстлянских правах показание чинить; а о российских мне весьма неизвестно"), оторванность преподаваемой им науки от реальной действительности крайне ограничили круг людей, пожелавших у него обучаться. В основном это были "чюжестранцы", "некоторые дети, от иноземцев в России рожденные", а из "российской нации,- писал Бекенштейн, - у меня в обучении никого не бывало, и для того учения никто ко мне не явился ж". В конце концов он пришел к печальному выводу: в России от него "малая происходить может польза".

Однако самокритика не отменяла контракта, и Бекенштейну пришлось изменить амплуа. Он начал преподавать "вспомогательные исторические дисциплины": "Показание о ландкартах, и притом особливо... о изъяснении персидской ландкарты. Показание о настоящем употреблении курантов или ведомостей, причем же особливо же показана приходящая от того в науках о генеалогии [родословии] польза. Показание о герольдии, или описание гербов...". По его собственному заявлению, о последних у него были весьма скудные познания: "Я в сем деле (составление гербов.-Н. С.) великим искусством хвалиться не могу, понеже я никогда особливого старания в герольдике не имел... и никогда профессором геральдики не бывал, сюда не за тем призван, как то академические протоколы и мое призывание засвидетельствовать могут". Однако, несмотря на такое признание, Бекенштейн считался главным консультантом в области эмблем и гербов. С 1727 г. он работал над книгой по геральдике. Бекенштейн писал эту работу в течение нескольких лет, зачитывал ее отдельные части "вместо диссертацей или рассуждений академических" на "конференциях" профессоров Академии наук. В книге в форме вопросов и ответов излагаются самые общие сведения о дворянских гербах. Автор знакомит читателя с понятием "герб" (дворянский), подчеркивая его социальную сущность (гербами обладает привилегированная часть общества, они передаются по наследству, при помощи гербов не только один род отличается от другого, но и выделяются более знатные роды). Много внимания в книге уделено описанию составных частей герба, формам щита, изображаемым на нем фигурам, геральдическим цветам и пр. Словом, Бекенштейн представил теорию геральдики на манер аналогичных трудов, существовавших в Западной Европе. Под названием "Kurtze Einleitung zur Wappenkimst und zur Art des Blasonirens" ("Краткое введение в геральдику и в искусство составления гербов") эта хорошо иллюстрированная книга напечатана в Петербурге в 1731 г. Перед выпуском ее из канцелярии Академии наук сообщили президенту: "У нас будет скоро готова геральдика. Дело останавливается только за государственным и провинциальными гербами, которые, по мнению Бекенштейна, должны быть непременно в подобном сочинении... через это книга сделалась бы значительнее и заманчивее". В Герольдмейстерскую контору о недостающих гербах посылались запросы, оставшиеся без ответа. Лишь через несколько лет "материалы для раз-смотру" и добавления к уже вышедшей книге Академия наук получила - речь идет о разысканном художественном наследстве Ф. Санти. Однако Бекенштейн им уже не воспользовался, по-видимому, из-за выполнения других оказавшихся очень многочисленными обязанностей: Бекенштейн принимал участие в подготовке торжественных иллюминаций, давал рекомендации по поводу изображения символических фигур, украсивших здание Академии наук, исполнил рисунки нескольких печатей, участвовал в создании знамен для морских полков. Естественно, создание гербов для знамен слободских полков было поручено именно ему. По мнению самого Бекенштейна, "сие дело до Геролдс-конторы принадлежит", но поручение он выполнил, представив свое "мнение" о знаменах слободских полков, расквартированных в городах Сумы, Харьков, Изюм, Ахтырка, Острогожск, а также описание и рисунки гербов, которые могли изображаться на знаменах этих полков. В помощь Бекенштейну было прислано описание названных пяти городов, но, видимо, крайне невыразительное, без указания на особенности каждого города. Бекенштейн надеялся о состоянии городов найти "в помянутой ведомости некоторые известия, но очень мало полезного увидел, потому что о первом тамошнем городе немного упомянуто, а о прочих четырех объявляется, что они в таких же обстоятельствах находятся, как и первый".

Рисунки гербов для знамен слободских полков, расположенных в городах Сумы, Харьков, Ахтырка, Изюм, Острогожск, сочиненные И. С. Бекенштеином

К ноябрю 1734 г. Бекенштейн отослал сочиненные гербы в Военную коллегию. Гербы он старался составить "по состоянию тамошних мест", насколько это было возможно сделать, исходя из "ведомостей о городах". Например, "о городе Суме написано, что он сделан земля-ной и а гористом месте, чего ради можно башню на горе представить, за которою две сабли накрест положенный видны, или несколько на холмиках поставленных знамен, или такожде орла, на горе сидящего". Для города Сумы Бекенштейн предлагал 14 вариантов герба. Он сочинил их, используя сведения о местоположении города, природных условиях, животном и растительном мире. Любой из этих рисунков мог стать, по мнению Бекенштейна, гербом города.

Фрагмент 'мнения' И. С. Бекенштейна с рисунками гербов для знамен

Следующие гербы Бекенштейн сделал "говорящими", отразив в них название городов. Первый - герб Острогожска: "Острог называется палисадами окруженное место. Чего ради можно представить стену из палисадов, над которою государственный орел изображен". Второй - герб города Изюма: "По знаменованию города Изюма можно употребить виноградныя кисти, или человека, одною рукою на плече саблю, а другою виноградную кисть держащего". Когда Бекенштейн узнал, что города эти пограничные, он предложил еще несколько вариантов гербов: закрытые ворота, защищаемые двумя стоящими по обеим сторонам вооруженными людьми; пирамида с государственным орлом и двумя накрест положенными саблями; стоящий на горе щит, за которым два копья накрест положены; рейтар между двумя горами, две поднятые руки, левая с железами, а правая с мечом "для изъявления тому, что татарское порабощение саблею отвращается", и др. Некоторые из сделанных Бекенштейном рисунков должны были отражать "свойства народа", живущего в данных городах: "верхом сидящего казака"; "человека по пояс, который; копье на плече держит и лошадь за узду ведет"; вооружение жителей - две накрест положенные сабли; "храбрость сего народа" - львиная лапа, держащая сердце.

Забегая вперед, отметим, что составленные Бекенштейном рисунки гербов для знамен пяти слободских полков, по-видимому, так и остались на бумаге. Герольдмейстерская контора в 1781 г. записала, что проекты гербов этим городам ей для рисования не присланы. Между тем в Герольдмейстерской конторе уже был составлен герольдмейстером князем М. М. Щербатовым новый гербовник для военных знамен. В него вошли и названные слободские полки. Однако гербы для их знамен имели совсем другой вид.

Военная коллегия делала попытку обратиться в Академию наук по поводу составления гербов для полковых знамен и в последующие годы. В 1736 г. она требовала "по званию и приличности мест, по правилам герольдическим" нарисовать гербы девяти ландмилицким украинским полкам: Старооскольскому, Новооскольскому, Ефрамовскому, Борисоглебскому, Белевскому, Валуйскому, Ливенскому, Рижскому, Слободскому.

Таким образом, в Военной коллегии под влиянием насущной потребности помещать изображение городского герба на знаменах полков сосредоточились рисунки многих городских гербов. Во всяком случае, Герольдмейстерская контора в годы вынужденного бездействия неоднократно обращалась в Военную коллегию за помощью. Она просила прислать ей то знаменной гербовник, то сведения о наличии у того или иного города герба.

Созданные для нужд военного ведомства отличительные знаки городов мало использовались в городской практике. В 30-е годы XVIII в. лишь в отдельных городах имеются печати с изображением герба, например в Пскове, Астрахани. По свидетельству провинциальных канцелярий, в городах Владимир, Переяславль Рязанский, Вятка, Коломна, Тула, Рыльск и других в делопроизводстве пользовались печатями без городского символа. А изображение его уже имелось в знаменном гербовнике.

Так что же, "город" и "герб" остаются для России несовместимыми понятиями? Нет, медленно, но неуклонно наблюдается отождествление герба с городом как с особой самостоятельной административной единицей. Рассмотрим это явление на примере Оренбурга. В 1735 г. на крайнем юго-востоке европейской части был заложен сильный опорный пункт, имеющий важное экономическое, политическое и стратегическое значение. При его помощи здесь укреплялись позиции России. Он способствовал развитию торговли с восточными странами и служил крепостью, форпостом, охраняющим эти земли от набегов местных феодалов. Построенный на реке Ори город вскоре перенесли в другое место и назвали Оренбургом, а на месте первой закладки вырос город Орск. Законодательный правительственный акт предоставил Оренбургу некоторые права общественного управления. В числе привилегий, пожалованных новозаложенному городу, упоминается особая магистратская печать, описание которой имеется в "Привилегии городу Оренбургу", данной 7 июня 1734 г; Активное участие в разработке ее символики принял И. К. Кирилов, руководивший Оренбургской экспедицией. Кирилов, выходец из низших слоев общества, благодаря своим незаурядным способностям, неутомимой энергии и разносторонним знаниям быстро поднялся по служебной лестнице от простого письмоводителя до обер-секретаря Сената. За службу получил потомственное дворянство.

В 1727 г. он закончил свой выдающийся труд "Цветущее состояние Всероссийского государства", в котором впервые было дано полное историко-географическое и экономико-статистическое описание России. При написании своего труда он воспользовался сведениями о городах, присланными в Герольдмейстерскую контору в ответ на анкету Ф. Санти. Вспомним: ему эти сведения передал Ардабьев - секретарь Санти.

Официальное составление гербов еще только начиналось, когда Кирилов трудился над своей книгой, поэтому он при описании города не упоминал о его гербе. Однако в последующие годы, как явствует из документов, он постоянно интересовался городскими эмблемами и вообще геральдикой. Доказательства? Это его соглашение с Бекенштейном о создании магистратской печати для новозаложенного города, употребление на картах и в Атласе Всероссийской империи рисунков гербов городов и областей, его переписка с Бекенштейном относительно санкт-петербургского герба.

По запросу Кирилова ему одному из первых посылается книга Бекенштейна "с сообщенными при оной печатными фигурами". Кирилов еще до основания нового города на границе Башкирии и казахских степей заботился о его гербе. Сохранился "Проект герба для нового города". Если сравнить рисунки "Проекта" и художественное творчество Бекенштейна, то бросается в глаза большое сходство в манере исполнения гербов. "Проект", видимо, составлялся еще до определения названия и окончательного места основания нового города. Поэтому его заключает следующая фраза: "Ежели бы имя сему городу известно было, то можно бы изображения по такому лучше расположить".

Общие сведения о народах, населяющих территорию будущего города, отдельные сведения о природе края, сведения о предназначении данного пограничного города были известны автору "Проекта". Не исключено, что о них мог сообщить Бекенштейну Кирилов (ведь они были знакомы), а Бекенштейн отразил эти скудные данные в составленных им рисунках "Проекта". На одном из его вариантов Кирилов или кто-то из сотрудников экспедиции остановил свой выбор: изображался орел, сидящий на вершине горы. Правда, первоначальный рисунок затем изменился. Орел сложил крылья, на голове у него появилась корона, по сторонам гербового щита - знамена и предметы воинского снаряжения. Художник Я. Кассель, изобразивший Оренбург 1734-1736 гг., поместил созданную эмблему города на своем рисунке. Однако при Кирилове не произошло официального утверждения герба города Оренбурга.

Проект герба для нового города

Сменивший его на посту руководителя Оренбургской экспедиции В. Н. Татищев добивался утверждения герба города и предлагал на рассмотрение рисунки герба. Русский историк Петр Иванович Рычков сообщает в "Истории Оренбургской": "Получены были на разныя его, тайного советника, доношения всемилостивейшие указы, между которыми указом от 30 декабря 1737 и сие было определено, чтоб городу Оренбургу, кроме магистратского, особый герб иметь и оный в Оренбургском драгунского полку на знаменах и на прочих полковых принадлежностях употреблять". Таким образом, герб, рисунок которого Рычков поместил в рукописи своего труда "Известия о начале и состоянии Оренбургской комиссии", как будто бы утвержден правительством. Однако в 1782 г" в качестве герба Оренбурга утвержден совеем другой вариант - рисунок взят из составленного в Герольдмейстерской конторе знаменного гербовника 1776 г.

Однако речь сейчас о Василии Никитиче Татищеве. Русский историк и государственный деятель не случайно проявлял такую большую заботу об отличительном знаке Оренбурга. Татищев предстает перед нами как убежденный сторонник идеи территориального герба. И неудивительно, ведь он давно знаком с геральдикой (подтверждение тому мы найдем и в "Истории Российской" и в других сочинениях Татищева). Он знал о намерении создать городские гербы еще во времена Петра I: "Петр Великий, видя, что те гербы (созданные при Алексее Михайловиче.- Н. С.) сочинены весьма неисправны и со обстоятельствы истореи несогласны, повелел графу Брюсу и Толстому, разсмотря, исправить; о которых же на упоминаемые в титуле не зделано, вновь согласные со историею сочинить, а потом чтоб и всем градом зделать, но оное видно, что не зделано". Знал Татищев и о рассылке по городам запросов для сбора о них сведений, скорее всего, был знаком с содержанием ответов. "Те описания от неискусных порядочно и достаточно по предписанным запросам сочинены быть не могли, многие явились неполны, или неисправны, или совсем негодны" - так охарактеризовал Татищев содержание запросов. Татищев позднее предлагал следующую разработанную им схему описания территориального пункта в "гисторическом качестве": 1) имя; 2) время и причина; 3) приключения; 4) знаки. Под четвертым пунктом Татищев подразумевал "гербы градов, пределов и областей, когда оной во употребление принят или пременен...".

Таким образом, Татищев воспринимал герб как непременный символ административной единицы, каковой являлся в его представлении город, жители которого "все обще называются граждане".

'Представление о гербах' Оренбургской и Исетской провинций В. Н. Татищева

...В. П. Татищев начал непосредственно заниматься геральдикой в 30-е годы XVIII столетия. Он был назначен обер-церемониймейстером во время коронации Анны Иоанновны. Под его наблюдением печаталось описание торжеств, посвященных коронации, с рисунками и чертежами. Замечания по поводу изображений отдельных фигур и символов, оставшиеся в его переписке с Академией наук, свидетельствуют о достаточной компетенции Татищева в вопросах геральдики. Вскоре он вплотную занялся изучением возникновения русского государственного герба. Есть в "Истории Российской" небольшой реферат о российском государственном гербе. В этом труде также дается изложение различных геральдических сюжетов. Однако через некоторое время Татищев отказался от исследований по геральдике и генеалогии. "Генеологиа великих и протчих князей наибольшую нанесет трудность; не меньше же и описание гербов, чтоб с геральдикою и гисториею согласовали; в чем я хотя трудиться намерение было положил, токмо иное темнота древности, иное резон [политический] воспретил, и для того на время оставил". Правда, дело это он оставил не навсегда, а занялся не только изучением гербов, но и герботворчеством. В 1737 г. он составил проекты гербов Оренбургской и Исетской провинций. Вот их описание:

Герб провинции Оренбургской

"№ 1. Счит простой, поле черное, в нем столп серебреной под короною золотою императорскою в знак непоколебимой власти российской; при том лошадь дикая, которых тут множество, по природе желтая, с тремя голевами в знак трех орд, от единой произшедших; оная привязана к низу столпа.

№ 2. То же самое, токмо верхняя голова назад (изъясняю сей ветреное состояние киргизов [неправильное название казахов, встречающееся в дореволюционной литературе.- Н. С]). Над считом корона татарская с зубцами или княжеская; при том три знамени татарских, разрезных надвое и висячих вниз.

Герб провинции Исетской

№ 1. В черном поле стена каменная белая в знак утверждения сей страны новопостроенными крепостми, к той стене прикован желтый пес в знак покорения башкир... № 2. В черном поле белой полисад, перед которым к приколу привязан верблюд, значит то же; над считом та же корона татарская или графская, а над нею верблюжья голова" (см. вклейку).

Помимо названных гербов, Татищев несколько лет спустя предлагал на рассмотрение Сената три рисунка герба для помещения на печати Казанской губернской канцелярии... К концу жизни, занимая пост астраханского губернатора, он принялся за составление "Лексикона" (словаря), включающего толкование слов из различных сфер жизни. Сюда он поместил такие понятий, как "герольд", "Герольдмейстерская контора", "эмблема".

В 40-50-е годы XVIII в. вопрос о гербах новоучрежденным городам (по примеру Оренбурга) дебатировался неоднократно. Например, оренбургский губернатор И. И. Неплюев "обще с присутствующими в Оренбургской губернской канцелярии" представил в Сенат доношение о состоянии городской организации новопостроенного города Ставрополя. Так в 1739 г. назвали крепость-городок, где проживали крещеные калмыки. Одним из пунктов предписывалось городу иметь печать, а также герб для изображения на канцелярской печати.

Через некоторое время Неплюев прислал в Сенат рисунок сочиненного герба: "По состоянию тамошнего места и поселяемых там крещеных калмыков прилично было изобразить на щитку в желтом или золотом поле калмыцкую круглую шапку, при реке положенную, позади которой два копья, а над нею изобразить в сиянии крест, что может знаменовать прежнее и нынешнее того народа состояние".

Герольдмейстерская контора, ознакомившись с рисунком, решительно его отвергла и сочинила новый герб - "в силу регулов герольдических". Было предложено три варианта ставропольского городского герба. Тот, что более других понравился Сенату, имел следующее изъяснение: "Понеже слово Ставрос на греческом языке значит крест, а полис - город, того ради изображенный в сем гербе в золотом поле красной лапчатой крест в вершине щита и город такого ж цвету, на зеленой подошве щита стоящей, точно согласуются с имянем города Ставрополя. Положенный ж над городом наподобие андреева креста два черныя копья показывают, что помянутый город на селен новокрещеными калмыками".

Необходимость создания знака, олицетворяющего город, была обусловлена не только учреждением новых городов. Постепенно рисунок городского герба находит все новое и новое применение. Так, вновь формирующиеся полки обязательно назывались по имени городов, где они расположены. Затем создавался рисунок герба города и помещался на знамени полка. Любопытный факт: чтобы город получил герб, достаточно расквартировать в нем воинское соединение! Для названия полка избирается наименование не просто населенного пункта, а именно города: только с понятием "город" теперь ассоциируется понятие "герб". В одном документе говорится об "именовании ландмилицких полков": "Оные полки прилично именовать по званию тамошних пригородов, а именно: которые набраны из-за Камских (из закамских.- Н. С), первой Шешминской, второй Билярской, понеже де оные против других тамошних городов лучше".

Пробирный мастер, работающий в городе, на изделиях из драгоценных металлов должен был ставить клеймо в виде городского герба. Например, с 1733 г. в Москве вводится клеймо с изображением двуглавого орла с подписью "Москва" в фигурном щитке, а в 1741 г. на московском клейме появляется и изображение поражающего дракона всадника, впоследствии утвержденное как герб Москвы.

Самым первым клеймом с изображением городского герба считается клеймо города Соликамска (1736 г.) изображение руки, выходящей из облака и держащей натянутый лук со стрелой, креста и букв "ГС" и "К", т. е. "город Соликамск". Эта эмблема издавна связывалась с Вяткой. Однако в ведомости, присланной в 1725 г. из Вятской провинции в Герольдмейстерскую контору, сказано, что в ней "прежнего герба не имеется". В доношении же 1728 г. из Соликамска описан рисунок городовой печати - выходящая из облака рука держит натянутый лук со стрелой, над ней - крест, вокруг надпись: "Царского величества печать города Соликамска". Как видим, рисунок клейма был весьма схож с изображением на печати Соликамска. В 1738 г. появилось еще одно клеймо с изображением городского герба - это клеймо, изготовленное в Новгороде.

Иногда обстоятельства вынуждали помещать на клеймах герб города собственного изготовления. Так было с Костромой. В 1746 г. Монетная канцелярия, ведавшая клеймением изделий из драгоценных металлов, потребовала от Герольдмейстерской конторы рисунок костромского герба для использования его костромским пробирным мастером. Контора ответила отказом из-за отсутствия герба. Костромской герб тем не менее мы видим на клеймах серебряных изделий: равноконечный крест с трехлопастными концами, под короной, под горизонтальной чертой дата - 1746.

Клейма с гербами русских городов собраны в книге "Русское ювелирное искусство", автор которого М. М. Постникова-Лосева составила их полный каталог. Казалось бы, далекая от практического применения городского знака область - экономико-географическое изучение России. Но и здесь, оказывается, при составлении карт, атласов, географических описаний не обходилось без использования эмблем, символизирующих тот или иной город. Ж. H. Делиль, французский астроном, академик, долго живший в России и руководивший в Академии наук созданием карт, еще в 1728 г. писал, что карты России должны составляться особым образом. Издание карт должно сопровождаться, по его мнению, географическим и историческим описанием страны, снабжаться интересными заметками об особенностях каждого края или нравах населения. Без этого, считал Делиль, география слишком суха и может интересовать лишь узкий круг лиц, а надо, чтобы как можно больше русских людей знакомились со своей страной, со своим краем. Действуя в этом направлении, Академия наук начала собирать сведения о городах и городских гербах. В марте 1737 г. она обратилась через Сенат в Герольдмейстерскую контору, извещая, что для печатания на российском и немецком диалектах математической, физической, политической географии, "которые при Академии обще издано будет грыдорованием на российском же и немецком диалектах к Атласу", ей необходимы гербы городов Российской империи, ведомости и примечания, имеющиеся, повидимому, в Герольдмейстерской конторе. Эти сведения были необходимы "в дополнение к географии о Российской империи".

Теперь на картах и планах различных городов все чаще появляются городские эмблемы. Сочиняются гербы и в городах. Интересно появление ростовского герба па печати Ростовской воеводской канцелярии. Ее сотрудник Петр Андронов купил на ярмарке "у приезжего из других городов продавца" печатный лист, "на котором показана персона государыни императрицы Анны Иоановны и около тое персоны разных городов гербы, в том числе герб города Ростова, вподобие еленя". На основе данного рисунка в 1743 г. была изготовлена печать Ростовской воеводской канцелярии с гербом. Любопытно, что провинциальная канцелярия о появлении этого герба не знала.

В Ряжской воеводской канцелярии на печати помещался герб в виде княжеской шапки в двух точечных ободках, нарисованный бывшим воеводой. Инициатором создания герба Санкт-Петербурга, поделенного в 1737 г. на пять частей, а также "каждой части Порознь", выступила Комиссия строения. Она направила предложение о гербах в Герольдмейстерскую контору. К документу прилагались и проекты гербов: для Адмиралтейской части - в белом поле синие якоря накрест, для Васильевской - в синем поле три белые рыбы, для Санкт-Петербургской - в зеленом поле белая городская башня, для Литейной - в черном поле желтая пушка, для Московской - в желтом поле копьем пробит черный змей (часть московского герба). В Герольдмейстерской конторе был составлен квалифицированный ответ. В нем сообщалось, что Санкт-Петербургу "герб уже учрежден, а именно: в красном поле стоящий золотой скипетр с государственным орлом, а при нем накрест наклонены два серебряные якоря, один морской, а другой речной, с изображенною над щитом золотою императорскою короною". Поскольку этот герб уже "при многих случаях публично употреблен был и поныне употребляется", то было сказано: "оный так надлежит оставить". Что касается гербов для остальных частей города, то Герольдмейстерская контора решительно протестовала против подобной идеи. Выражалось мнение, что герб - особый знак, олицетворяющий город, и может существовать лишь одно его изображение. Герб Санкт-Петербурга помещался, кстати, на медных монетах достоинством в 5 копеек, которые выпускались чуть позднее - в правление Елизаветы Петровны.

Все вышесказанное, на наш взгляд, может свидетельствовать только об одном - усиливается общественное внимание к отличительным знакам городов. Естественно, что вопросы по этому поводу обращены к Герольдмейстерской конторе. А что же она?

Во многих документах, доношениях в Сенат повторяются записи: сочинение "до государственных провинций и городов принадлежащих гербов... поныне почти еще не зачинано", "провинциям и городам гербов, которые назначены и поныне не нарисованы, да и делать как вышеписанным гербам описание, так и назначенным провинциям и городам гербов не починывано", из Герольдмейстерской конторы "в губернии, провинции и города поныне для делания печатей рисунков не послано" и т. д. Ничего не поделаешь - из-за постоянных запросов самых различных ведомств о городских гербах герольдмейстер вынужден активизировать действия конторы, а правительство - попытаться упорядочить хранение рисунков городских гербов и пополнить штат Герольдмейстерской конторы. К 1737 г. возвращен в контору живописный мастер Чернавский, работавший еще при Санти. Он же в свое время "отправлял городовые гербы по губерниям". Герольдмейстер Квашнин-Самарин требовал перевода на русский язык книги "регулов герольдических" (ею пользовался Санти) и пересылки ее в контору.

И вот уже Сенат занимается специальным рассмотрением городских гербов. Издается указ о хранении подлинных рисунков гербов в Герольдмейстерской конторе. Рассылать по запросам разрешалось только копии. Теперь вопрос о кандидатуре "сочинителя гербов" решал Кабинет министров по представлению Сената, который так объяснял свое предложение по расширению штата Герольдмейстерской конторы: "Понеже де многие городы своих гербов не имеют, того ради..." необходимо, чтобы сочинением гербов занимался особый человек "на месте герольдмейстерского товарища Сантия". Сначала на рассмотрение Кабинета были представлены две кандидатуры - И. К. Генингера и И. Г. Гейнцельмана - оба иностранцы. Так получилось, что они по очереди в течение короткого времени служили на указанной должности, но следов их деятельности в Герольдмейстерской конторе не сохранилось. Дело составления гербов с их приходом в контору не получило развития.

И вновь начинаются поиски достойного занять место товарища герольдмейстера. Все же нашелся человек, обладающий блестящими способностями и разносторонними знаниями. Он прекрасно владел иностранными языками, любое порученное ему дело выполнял на редкость добросовестно. Его имя - Василий Евдокимович Адодуров, первый русский адъюнкт Академии наук. Личность поистине незаурядная. В 1726 г., в возрасте семнадцати лет, Адодуров был принят в верхний класс гимназии Санкт-Петербургской Академии наук. Через год он уже среди учеников Академии. В 1728 г. Адодуров определен "к переводным делам" в академическую канцелярию. Обучаясь у виднейших профессоров Академии точным наукам (по физике - у Бернулли, по математике - у Эйлера), Адодуров проявил к ним блестящие способности. Главным его намерением было "физику доканчивать, дабы со временем самому профессорского чина удостоиться". Одновременно Адодуров углубленно изучал иностранные языки, овладев ими настолько, что сумел перевести на русский язык сокращенный курс механики, математику Эйлера. Академия наук писала в Сенат об Адодурове, что он "свои труды читает в Российском собрании, а притом слушает всяких переводов, которых другие читают, и старается, чтоб оные переводы на российском языке исправно в печать выходили. Впредь будет всякие выходящие математические и физические книги и вещи по-русски переводить...".

Немало потрудился Адодуров и на поприще "приведения в большее совершенство русского языка". Современные филологи считают его автором первой русской грамматики на родном языке, предшественником Ломоносова в деле грамматического описания русского литературного языка. Таким образом, Адодуров "немало приуспел" не только в технических, но и в гуманитарных науках. Историк Г. Ф. Миллер рассказывал, что Адодуров был способнейшим его учеником. Он сам вел и практические занятия по русскому языку - обучал, например, будущую императрицу Екатерину II, читал общие лекции, специальные курсы.

...В одном из доношений Адодуров писал: "По приказу главного Академии командира... фон Корфа и по разсуждению Академии наук положена на меня сия дол леность: чтоб во всякой вторник, среду, четверток и субботу публично в Академии показывать надлежащие до российского языка правила, а по совершении оных толковать на том же языке риторику. К исполнению которого дела принужден я все, что до того надлежит, сам вновь сочинить и на то употреблять тем больше времени, что в сем, как весьма новом деле, по сие время еще никакого предводителя не имеют, которому бы в том можно было последовать...".

Разносторонние знания и способности снискали Адодурову славу человека, способного разобраться в любом сложном деле, освоить новые науки. Это, видимо, и послужило поводом к выдвижению его кандидатуры "к сочинению гербов". В Академию наук поступает запрос: "Имеющийся при Академии адъюнктус Ададуров в какой именно должности состоит, и ежели его определить, кроме той Академии, в другое место, то должность его можно ль другими исправлять?". Однако решение правительства поручить Адодурову новое дело вызвало протест Академии. Она направляет в Сенат доношение, в котором перечисляются заслуги Адодурова в науке. "От сего видно, что его способно от Академии отлучить не можно; но наипаче надлежит ему накрепко повелеть, чтоб он от всех посторонних дел, которые не до его должности касаются, воздерживался и прилежал бы со всяким радением к академическим делам, дабы принятое о нем намерение со временем действительно исполниться могло".

Несмотря на несогласие Академии наук, Адодуров уже в конце 1741 г. "обретался один... при сочинении гербов" в Герольдмейстерской конторе, а в 1742 г. он окончательно оставляет Академию наук и переходит на службу в Герольдию, где его энергия и способности отныне направляются на организацию российского герботворчества.

С первых же дней пребывания в новой должности товарища герольдмейстера Адодуров начал активную и кропотливую работу. Она шла в двух направлениях: во-первых, сбор книг по геральдике, генеалогии, истории, т. е. создание при Герольдмейстерской конторе специальной тематической библиотеки; во-вторых, сбор всех рисунков гербов из различных ведомств - сосредоточение в Герольдмейстерской конторе уже созданных гербов. По настоянию Адодурова продолжаются поиски книги "регулов герольдических", принадлежавшей Санти и отосланной в Академию наук. Книга была вскоре обнаружена у князя А. М. Черкасского, который передал ее в Герольдмейстерскую контору. В библиотеку конторы поступают Книги из собрания казненного кабинет-министра А. П. Волынского, а также Дм. Мих. Голицына, имевшего в с. Архангельском редкую библиотеку.

Стараясь сосредоточить рисунки гербов в архиве Герольдмейстерской конторы, Адодуров рассылал о них запросы в различные ведомства, например в Военную коллегию, с просьбой сообщить, "что сделано по сочиненному графом Сантием гербовнику, на знамена гербы учреждены ли и конфирмованы ли. И если учреждены и конфирмованы, то те гербы и происходящее в том дело были бы присланы в Герольдмейстерскую контору". Из Военной коллегии в 1745 г. прислали знаменной гербовник. Его перерисовали лучшие живописцы Герольдмейстерской конторы. Теперь на запросы того или иного ведомства о гербе города Герольдия всегда могла дать положительный или отрицательный ответ. Например, Монетная канцелярия дважды, в 1746 и 1756 гг., обращалась по поводу городских гербов для клейм. Рисунки гербов, скопированные с присланного знаменного гербовника, туда отослали, и в 40-60-е годы согласно им были сделаны клейма с гербами городов: Архангельска, Астрахани, Великого Устюга, Владимира, Вологды, Вятки, Галича, Казани, Москвы, Нижнего Новгорода, Новгорода, Орла, Санкт-Петербурга, Ростова, Рязани, Саратова, Смоленска, Соликамска, Суздаля, Твери, Углича, Ярославля.

Любые рисунки гербов, которые Военная коллегия намеревалась изобразить на знаменах новых полков, Адодуров должен был "рассмотреть, в силу ль герольдических регулов на знамена сочинены, и по рассмотрению доложить Сенату". Вот какие изъяснения по поводу гербов составлял Адодуров. Например, в "ызъяснении на герб Кюменегорскому полку" отмечалось, что рисунок герба сочинен в трех вариантах "для разного употребления": на полковой печати, на знаменах полка, на предметах амуниции. В основе герба лежит одна и та же фигура - "в золотом поле красный натянутый лук со стрелою того же цвету, к правой стороне поперек щита обращенною, у которой копейцо и перья, також и тетива у лука черные, с красною вершиною щита и изображенною в ней золотою императорскою короною". Необходимо было сочетать в гербе определенные цвета: "вышепоказанным фигурам приложены здесь и определенные приличные им цвета, посредством которых сие изображение надлежащий вид герба получает"; надписей же герб "при себе не имеет". Надпись вокруг герба могла быть лишь в том случае, если он помещался на полковой печати,- "Печать Кюменегорского полку".

Подробное разъяснение геральдической специфики должно было показать, что составление гербов в Герольдмейстерской конторе ведется на научной основе, профессионально, в соответствии с возложенными на нее обязанностями.

Адодуров вел переписку и с Иностранной коллегией, требуя от нее "всего государства гербовники, как городам, так и прочих, какие у них обретаются фамилиям гербы". Писал он и в Москву, в Разрядный архив, который некогда осматривал Санти, доносивший в Сенат, что "во многих сундуках лежат и гниют старые дворянские списки и другие разрядные дела". В Москве же, по его просьбе, отыскали и подмастерья Герольдмейстерской конторы П. Гусятникова. Предполагалось, что некоторые рисунки Санти хранятся у него.

Словом, как бы мы сейчас сказали, Адодуров решил сначала подготовить базу для своей герботворческой деятельности. И, как оказалось, не напрасно. Елизавета Петровна, в 1741 г. придя к власти, едва ли не первым делом издала указ "Об учреждении Лейб-кампании", согласно которому Герольдмейстерской конторе надлежало нарисовать, во-первых, генеральный герб лейб-кампанцев, во-вторых, составить и нарисовать более 300 индивидуальных гербов и дипломов личному составу гренадерской роты Преображенского полка. Гвардейцы, как известно, возвели ее на престол.

Организатором работы над лейб-кампанскими гербами стал Адодуров. Он же на первых порах и составлял гербы, даже рисовал их.

В связи с таким большим заказом Адодуров потребовал от Сената увеличить штат художников в Герольдмейстерской конторе до десяти человек. Постепенно он достиг и даже превысил это число, а в 1748 г. была организована специальная Рисовальная палата, где от зари до зари трудились два десятка мастеров, подмастерьев и учеников над рисунками гербов прямо-таки ювелирной работы. Надо сказать, что Адодуров старался показать себя с лучшей стороны, выполняя императорский заказ, эксплуатируя живописцев.

Художники должны были приходить в мастерскую в седьмом часу пополуночи и выходили в шестом, а иногда в восьмом часу пополудни. Манкирование занятиями преследовалось строго: вычетом из жалованья, арестом и Другим наказанием. В 1748 г. в одной из записей читаем: "Копииста Суслова и ученика Ивана Токарева за нехождение их в рисовальную палату высечь батожьем и о том к экзекуторским делам дать известие".

Однако к чести В. Е. Адодурова надо сказать, что он собрал и воспитал замечательных художников. На место Чернавского - главного живописного мастера Герольдмейстерской конторы - был назначен известный своими миниатюрами Яков Юрьевич Петрулев. "Лучший рисовальщик в рисовальном департаменте Академии наук" Яков Нечаев также трудился над гербами. Присланный на время в помощь Адодурову, он, несмотря на неоднократные приказания вернуться в Академию, остался в Герольдмейстерской конторе. Кроме Нечаева, из Академии наук перешли художники И. Иконников и И. Шерешперов, обучавшиеся рисованию масляными красками у мастера И. Гриммеля. Им обоим он дал прекрасную характеристику как рисовальщикам. Можно назвать и других - И. Токарева, М. Мусикийского. Это были мастера живописного дела высокого класса. Некоторые рисунки гербов с их подписями, сохранившиеся в бумагах Герольдмейстерской конторы,- яркое этому доказательство. Они не только рисовали дворянские гербы, но и копировали знаменные гербовники, рисовали новые гербы на знамена полков, иногда даже составляли сами рисунки гербов.

Городские гербы, таким образом, рисовались и создавались в Герольдмейстерской конторе, но, естественно, на первый план выступал заказ императрицы.

Между тем, с одной стороны, запросы по поводу гербовых изображений на городских печатях, о чем вышел указ в далекие 20-е годы, с другой - изобретение гербов, минуя Герольдмейстерскую контору, на местах,- все это требовало от Герольдмейстерской конторы большей активности в городском герботворчестве. Что она могла предпринять? В 1745 г. возобновилась работа по планомерному и организованному составлению городских гербов. Предполагалось разослать по городам анкету, аналогичную той, что рассылал много лет назад Санти. Анкета состояла из вопросов о состоянии города; ее направили в города, откуда в свое время не поступило известий или же известия из которых не сохранились.

Запросы послали в Московскую губернскую канцелярию, в некоторые провинциальные канцелярии Московской губернии (Тульскую, Калужскую, Углицкую), в Казанскую, Новгородскую, Сибирскую и другие губернские канцелярии - всего в 104 города, пригорода, острога. Вскоре начали поступать ответы. Вот какой ответ получила Герольдмейстерская контора из Можайской канцелярии: "Оной город Можайск сколь давно и от какого случая построен, то известия за многопрошедшими годами в Можайску не имеется. Тот город каменный, называется Можаеск, а каким языком назван, того известия в Можайске по имеется... Городу Можайску прежде сего данного герба не имеется...". Много было аналогичных ответов, но имелись и другие - обстоятельные, содержащие подробные сведения о городах и их истории. В ведомостях, присланных из Сибири, описывались печати многих сибирских городов: Нерчинска, Туринска, Пелыма, Сургута, Кузнецка. Эти города сообщали, что на их печатях помещены гербы, а не просто изображения зверя или птицы.

Интересная переписка возникла у Герольдмейстерской конторы с Новгородом. Оттуда переслали оттиск печати: на ступенях - посох (медведи отсутствуют), под ступенями - три плывущие рыбы (две сверху, одна внизу), круговая надпись: "Печать господарьства Великого Новаграда". Контора послала запрос: необходимо "показать цвета герба, и от чего оной герб имеет начало и с которого времени...". О происхождении герба и печати хотелось знать побольше, а именно "из каких древних летописцев и хронографов учинены и которых оные книги лет и от кого сочинены и до которых времен ведут историю, и ныне где те летописцы и хронографы имеются". Новгородская губернская канцелярия отвечает: означенная ведомость о начале Новгорода, а также Старой Русы "учинена из имеющегося у новгородского купца Лаврентия Филипова письменного летописца, который ведет историю до времен Петра I, а от которых лет и кем сочинен, того в нем не описано...". Сообщались сведения о цветах новгородского герба, но с сожалением отказывались от его датировки: "о том в губернской канцелярии за пепоказанием в росписных списках неизвестно". Сведения из летописца сообщались и о городе Беловерске, о некоторых других городах.

Не известно, сочинял ли Адодуров гербы городам согласно этим "ведомостям". В начале 50-х годов он назначается герольдмейстером, но потом попадает в опалу и отправляется из Петербурга товарищем губернатора в Оренбург.

С воцарением на императорском престоле его бывшей ученицы Адодуров снова в чести, он - президент Мануфактур-коллегии, сенатор. Ему не до городских гербов. Создание их в Герольдмейстерской конторе на время приостановилось, чтобы через два десятилетия принять поистине массовый харантер.