Если для территориальных эмблем XVII в. наблюдается употребление в основном лишь отдельных элементов, иногда сюжетных композиций, аналогичных изображенным в западноевропейских гербовниках и эмблемниках, то в начале XV в. эмблемы из этих изданий непосредственно перекочевывают в русскую практику. Роль основополагающего справочного издания, безусловно, сыграли прежде всего неоднократно уже упоминавшиеся «Символы и емблемата», хотя не исключено влияние и других изданий, среди которых следует назвать «Героические символы» Петрасанкты, «Христиано-политические символы» Сааведры Факсардо, которые переводил Ф. Прокопович по желанию Петра I, а также переведенный по указанию царя в 1709 г. труд Алярда*. В нем имеется перечень знамен важнейших европейских государств, в том числе и Русского, с описанием гербов, помещенных на данных знаменах, изложением происхождения этих гербов и отдельных гербовых фигур.
*(Алярд К. Новое галанское карабелное строение глашающее совершенно чинение корабля, со всеми его внешними частми...; тут же всякие карабелные флаги со своими гербами, цветами и с началами... М., 1709.)
Как уже отмечалось, в России в 1712 г. были введены знамена с территориальными гербами, созданные в Оружейной палате (рис. 36). Наряду с эмблемами, заимствованными из Титулярника, т. е. «старыми», известными в течение нескольких десятилетий, а то и столетия, такими, как московская (в отличие от Титулярника, где московская эмблема представляла собой двуглавого орла, здесь на груди двуглавого орла, в щитке, всадник, поражающий копьем дракона), киевская, владимирская (лев изображен без короны), астраханская, новгородская (в эмблеме отсутствуют рыбы), псковская, вятская, пермская, нижегородская, рязанская, казанская, сибирская, ростовская, тверская (в отличие от Титулярника — в виде колокола, увенчанного короной), ярославская, черниговская, смоленская, целый ряд эмблем был создан заново. Источником для них служила книга «Символы и емблемата» (рис. 37). Из этой книги взяты следующие эмблемы: новотроицкая (№ 512), троицкая (№ 165), ингерманландская (№ 137), вологодская (№ 350), белгородская (№ 336, 410, но орел вместо петуха), воронежская (№ 43), симбирская (№ 65), каргопольская (№ 9), тобольская (№ 530), шлиссельбургская (№ 579), невская (№ 543), нарвская (№ 206, 701), санкт-петербургская (№ 474), луцкая (№ 16), галицкая (№ 175, 504, 505), ямбургская (№ 260, 518), копорская (№ 462), лейб-регимента (№ 12), выборгская (№ 1, 19, 378, 605), олонецкая (№ 352). Таким образом, половина эмблем, помещенных на петровских знаменах, «новые», не имеющие связи с традиционными.
Рис. 36. Рисунки гербов, помещенных на знаменах Вологодского, Воронежского (верхний ряд), Санкт-Петербургского, Галицкого (средний ряд), Луцкого, Симбирского (нижний ряд) армейских полков в начале XV в.
Рис. 37. Эмблемы из книги «Символы и емблемата»
Как явствует из табл. 3, те из эмблем, которые обозначают определенный город, впоследствии утверждаются в качестве городских гербов. Чем обусловлен выбор именно этих эмблем из более чем 800 номеров, помещенных в книге «Символы и емблемата»? Возможно, какую-то роль сыграли здесь девизы, сопровождающие каждую из эмблем книги*. К примеру, белгородскую эмблему (лев, над ним петух), в которой петух заменен орлом, сопровождают фразы: «Приключаю и сильнейшему трясение», «Приехал, видел и победил» (в таком варианте дается перевод латинской фразы «Veni, vidi, vici»). В последующих аллегорических изображениях (фейерверки, украшения Триумфальных ворот) лев — всегда Швеция, над которым берет верх русский орел. К эмблеме, помещенной на знаменах Тобольского полка, относится изречение: «Труды мои превозвысят мя»; к эмблеме, выбранной для воронежских полков (орел, сидящий на пушке, вокруг которого стрелы молний): «Ни того, ни другого не боится»; для санкт-петербургских полков: «Тебе дан ключ»; для Симбирского (колонна под короной): «Подперта честию».
*(В русском переводе, правда, зачастую теряется смысл, афористичность первоначальной латинской фразы.)
Хотя на знаменах, несущих данные эмблемы, отсутствуют разъясняющие их надписи, в силу активной деятельности, которую развернул Петр I по растолковыванию и пропаганде эмблем (см. об этом в главе I настоящей работы), смысл их был ясен не только создателям, но и тем, кому приходилось воевать под знаменами. Обращает на себя внимание факт подмены подлинных городских гербов эмблемами из «Символов и емблемат». Города Выборг и Нарва имели старые гербы, о которых неоднократно сообщали в ответ на запросы, рассылаемые спустя несколько лет Герольдмейстерской конторой. И тем не менее на знаменах Выборгского и Нарвских полков изображены: на первом — слон*, на вторых — крокодил. И та и другая эмблемы имеют своим прототипом аналогичные изображения «Символов и емблемат». Вероятно, выбор их обусловлен тем, что девизы соответствовали общему тону пропагандируемых Петром идей: «Ничего не уповаю, кроме от мене самого», «Не мала [я] сила», «Сила моя равна благодеянию моему».
*(Герб Выборга изображен на золотом стакане, который был поднесен Петру I выборгскими жителями в знак благодарности за милости, оказанные им русским царем по взятии города (Беляев О. Кабинет Петра Великого. СПб., 1800, с. 195).)
Таким образом, появление еще одной группы «старых» городских эмблем, возникших в начале XV в., при всей кажущейся их надуманности, абстрактности, несвязанности с традициями и действительностью вряд ли можно квалифицировать как простое заимствование, слепое следование западноевропейской моде. В соответствии с общим направлением пропаганды петровских военных действий, прославления побед русского оружия, растущей мощи русской армии и флота, а также личных качеств великого победителя выбранные для военных знамен эмблемы, зафиксированные впоследствии в качестве городских, обретают глубокий смысл как орудие идеологической политики правительства Петра I.
Книга «Символы и емблемата» служила в России в качестве справочного пособия долгие годы. Из нее брались эмблемы при создании украшений Триумфальных ворот*, причем интерпретация эмблем нередко носила совсем иной характер, чем в книге. Часть эмблем использована в духовных эмблемниках**. Эмблемы «Символов и емблемат» можно видеть на воротах ростовского Кремля, расписанных по приказанию митрополита Арсения Мациевича***. Эмблемы сопровождаются подписями отнюдь не нравоучительного характера, каковые сопутствуют тем же эмблемам, изображенным на предметах бытового плана, например на печных изразцах****. Эмблемам ростовских ворот сопутствуют девизы из книги «Символы и емблемата». Так, орел на пушке (воронежская эмблема) имеет подпись: «Ни того, ни другого не боюсь», под изображением снопа надпись: «В мелких статьях великий состав» («Символы и емблемата», № 412), изображению поющего петуха на ветке, а под ним — льва соответствует подпись: «Чиню сильнейшему трясение» («Символы и емблемата», № 336). Здесь же мы видим медведя с протазаном (ярославская эмблема) в сопровождении изречения: «Кто у меня отнимет?».
*(Врата Триумфальные в царствующем граде Москве. М., 1721. Здесь Атлас, держащий глобус, олицетворяет трудолюбие, две руки в пожатии — «дружба бессмертная», два сердца под короной — «любовь венчается», орел и лев — «после вражды любовь» и т. д.)
**(Ифiка iерополiтiка или фiлоcoфia нравоучителная симболами и прiуподобленiи изъясненна... СПб., 1718; Эмблемат духовный ко обучению христiанскiя веры со утешителными фигурами и полезными словами. М., 1743.)
***(Шамурин Ю. Гостов Великий. М., 1913, с. 32.)
****(Шамурин Ю. Гостов Великий. М., 1913, с. 31; Артлебен Н. А. Кафельная печь в архиерейском доме в Суздале. — Известия имп. Археологического общества, СПб., 1863, т. IV, с. 331-337.)
При составлении гербов в последующие годы «Символы и емблемата» также нередко принимались за образец. В знаменном гербовнике 1729 — 1730 гг. (рис. 38) использованы следующие эмблемы книги: № 817 — лежащий на берегу Нептун в лавровом венке держит в обеих руках кувшины, из которых льется вода; эта эмблема помещалась на великоустюжских знаменах и впоследствии утверждена как герб Великого Устюга; № 409 — основной компонент эмблемы (выходящая из облака рука держит висящий на цепи круглый предмет) использован для герба знамен Муромского полка (впоследствии герб города Мурома изменился); № 412 — ржаной сноп (севский герб); № 308, 346 — улей, над ним пчелы (тамбовский герб); № 599 — бегущая белая лошадь (помещен на знаменах Уфимского полка) (рис. 39).
Рис. 38. Рисунки гербов для знамен Устюжского армейского полка из гербовника 1729 г.
Рис. 38. Рисунки гербов для знамен Олонецкого армейского полка из гербовника 1729 г.
Рис. 38. Рисунки гербов для знамен Орловского армейского полка из гербовника 1729 г.
Рис. 38. Рисунки гербов для знамен Коломенского армейского полка из гербовника 1729 г.
Рис. 38. Рисунки гербов для знамен Тамбовского армейского полка из гербовника 1729 г.
Рис. 39. Эмблемы из книги «Символы и емблемата»
По-видимому, книга «Символы и емблемата» входила в состав первой библиотеки В. Н. Татищева (известно, что она включала книги по геральдике, как и вторая). В литературе высказывалось вполне обоснованное мнение о заимствовании Татищевым ряда сюжетов для составленных им гербов из книги «Символы и емблемата»*. Гербы, составленные Татищевым (см. их описание в главе I настоящей работы), включают в качестве составных частей компоненты следующих эмблем «Символов и емблемат»: № 65, 133, 423, 430, 582 (рис. 40). Однако они не являются точной копией помещенных в книге эмблем. Татищев изменил эмблемы, взятые за основу, в соответствии с собственным замыслом и идеями, которые он вкладывал в создание отличительного знака вверенных ему территорий. Изобразительные средства помогли Татищеву, во-первых, отразить возвеличивание царской власти, незыблемость последней в присоединенных землях [колонна (столп) с императорской короной наверху; стена, к которой прикован пес], показать направленность действий царизма в данном крае (изображение каменной стены «в знак утверждения сей страны новопостроенными крепостми», прикованный пес, привязанный к приколу верблюд, лошадь, привязанная к столбу, — знак полного подчинения местного населения русскому самодержавию). Конечно, не случаен выбор пса и верблюда** в качестве образов, олицетворяющих коренных жителей этого края. Как верно отмечает Н. Ф. Демидова, «ненависть к непокорному народу здесь выступает особенно ярко»***. Наконец, при составлении эмблем Татищевым учитывались и местные природные и национальные особенности (изображение дикой лошади типичной для этих мест окраски, характерных татарских стягов, учитывалось единое происхождение обитающих здесь народов). Ярко выраженная в созданных Татищевым эмблемах тенденция политической направленности, с одной стороны, и отражения местных обычаев, природных условий — с другой, проявилась впоследствии в более широких масштабах при формировании всего комплекса городских гербов.
*(Демидова Н. Ф. Из истории разработки печати и герба Зауральской Башкирии. — В кн.: Вспомогательные исторические дисциплины. Свердловск, 1974, сб. 1, с. 34.)
**(Символическая характеристика пса рассматривалась в главе I настоящей работы. Отрицательная нагрузка была присуща и образу верблюда. Как главное качество верблюда отмечался его скверный характер, считалось, что верблюд — животное нечистое (Лихачева О. П. Указ. соч., c. 104—105).)
***(Демидова Н. Ф. Из истории разработки печати и герба Зауральской Башкирии, с. 34.)
Рис. 40. Проекты гербов для Исетской провинции, составленные В. Н. Татищевым
Рис. 40. Проекты гербов для Исетской провинции, составленные В. Н. Татищевым
Ряд эмблем, созданных М. М. Щербатовым и утвержденных спустя несколько лет после их создания в качестве городских гербов, также имели своим прототипом рисунки «Символов и емблемат». Это острогожская эмблема — сноп («Символы и емблемата», № 79), один из компонентов харьковской эмблемы — рог изобилия («Символы и емблемата», № 625) (рис. 41).
Рис. 41. Эмблемы для знамен Острогожского и Харьковского полков из гербовника М. М. Щербатова
Принцип создания городской эмблемы как знака определенного реального города, несущего в себе конкретную информацию о городе, впервые провозгласил Ф. Санти (рис. 42) Рассмотрим эмблемы, приписываемые его творчеству*. Санти изменил три ранее существовавшие городские эмблемы. Архангельская эмблема, представленная на знаменах 1710—1712 гг. в виде всадника на крылатом коне, поражающего копьем змея, получила несколько иной вид (видимо, чтобы не повторять московскую, а также известную Санти эмблему грузинских и карталинских царей) — архангел в синем одеянии с огненным мечом и щитом поражает черного дьявола, поле желтое**. Эмблема составлена согласно названию города и относится к числу «говорящих». Вторая эмблема, которую создал Санти взамен существующей, также относится к числу «говорящих» — это Шлиссельбургская. На знаменах Шлиссельбургского полка в 1712 г. была изображена колонна, украшенная якорями. Санти переделал эмблему в соответствии с названием города: «ключ золотой под короною императорскою золотою... внизу крепость белая, поле синее»***. Эта эмблема превратилась в городской герб Шлиссельбурга. Наконец, эмблема — золотое пылающее сердце под золотой короной и серебряной княжеской мантией, выбранная в свое время для знамен санкт-петербургских полков, уступила место другой, более приличествующей Санкт-Петербургу — морскому и речному порту, столице Русского государства. Санти изобразил в санкт-петербургском гербе «скипетр жолтой, над ним герб государственный, около него два якоря серебряные, поле красное, сверху корона императорская...»****. Этот герб сохранился за Санкт-Петербургом.
*(Так как рисунки гербов, созданных Санти, не сохранились и мы вынуждены исходить лишь из списка этих гербов, то разбору будут подвергаться только те гербы, которые указаны в списке и не вошли ни в Гербовник 1729—1730 гг., ни в Гербовник Щербатова, ни в какой-либо другой, но фиксируются как «старые».)
**(В реестре гербов, составленном под руководством Миниха, дано приведенное описание, причем подчеркнуто, что сей герб составлен «против того, что учинил Сантий» (ЦГИА Р, ф. 1411, оп. 1, д. 1, л. 2 об.).)
***(ЦГИА Р, ф. 1411, оп. 1, д. 1, л. 3.)
****(ЦГИА Р, ф. 1411, оп. 1, д. 1, л. 2.)
Рис. 42. Гербы городов [Архангельск, Санкт-Петербург (верхний ряд), Серпухов, Тула (средний ряд), Великие Луки (внизу)], составленные Ф. Санти
Ведомости, присылаемые из городов, послужили основой для созданных Санти гербов. К таким гербам можно отнести следующие. Герб города Белева: в голубом поле стоящий ячменный сноп, из которого выходит пламя. Эмблема соответствует сведениям, присланным о Белеве из провинциальной канцелярии. В доношении сообщается о большом пожаре, случившемся незадолго до отсылки сведений о городе; пожар уничтожил «посацких людей многие дворы», а также «замок рубленой весь сгорел»*. В описании города Серпухова, присланном в Герольдмейстерскую контору, указывается, что «в монастыре одном родятся павлины» в отличие от других близко лежащих мест. На полях этого сообщения имеется помета «Переведено» (вероятно, секретарь Санти И. Ардабьев перевел сообщение для Санти), и фраза о павлинах в тексте сообщения подчеркнута. Исходя из этой местной достопримечательности, Санти и поместил в гербе города Серпухова павлина**.
*(ЦГИА Р, ф. 1343, оп. 15, д. 377, л. 39.)
**(ЦГИА Р, ф. 1343, оп. 15, д. 377, л. 21. Формальный подход к изучению эмблем городских гербов России приводит иногда к курьезным безосновательным их толкованиям. Так, Н. Н. Сперансов поместил эту эмблему в разделе «Величие России» и сообщил: «Павлин знаменует гордость, тщеславие, иногда обожание, любовь. Но фигура павлина в гербе означает согласно правилам геральдики (? — Н. С.) славное воспоминание о победе над тщеславным и гордым врагом. Серпуховский павлин и напоминает об одном из поражений врагов России под стенами города» (Сперансов Н. П. Земельные гербы России XII—XIX вв. М., 1972, с. 46).)
В гербе города Старицы видим идущую с костылем женщину. Звучание названия, происходящего, вероятно, или от имени реки, или от местоположения города (в доношении сообщается: «город Старица построен изстари между реки Волги да речки Верхней Старицы...»)*, вызвало ассоциацию с образом, весьма далеким от истинного фактора, лежащего в основе названия города, но более удобным в качестве эмблемы, — со старой женщиной, старицей. Однако, на наш взгляд, здесь дело не только в подмене одного образа другим, имеющим аналогичное звуковое выражение. Поскольку в описании города наличествует слово «изстари», то фигура женщины с костылем является как бы картинным выражением понятия старости, символизирует длительность существования города, т. е. вполне соответствует его «состоянию».
*(ЦГИА Р, ф. 1343, оп. 15, д. 377, л. 179.)
В гербе города Торопца центральную фигуру составляет деревянная башня, на которой лежит золотой лук. В момент построения герба город принадлежал к Великолуцкой провинции — отсюда, по-видимому, появился лук. Из описания города явствует, что достопримечательностью его была построенная «в прошлых годех стена деревянная з башнями...»*. Изображение деревянной башни Торопца фиксируется в гербе города.
*(ЦГИА Р, ф. 1343, оп. 15, д. 377, л. 51 об.)
В описании, присланном из Тулы, сообщается о том, что на берегу реки Упы построен завод, где изготовляются «фузейные и пистолетные стволы и штыковые трубки»*. В рисунке тульского герба отражены эти сведения: «В червленом поле горизонтально положенный на двух серебряных шпажных клинках, лежащих наподобие Андреевскаго креста, концами вниз, серебряный ружейный ствол; вверху же и внизу по одному молоту золотому. Все сие показывает примечания достойный и полезный оружейный завод, находящийся в сем городе»**.
*(ЦГИА Р, ф. 1343, оп. 15, д. 377, л. 18 об.)
**(Винклер П. П. Указ. соч., с. 155.)
В ведомостях о городе Черни, как и о других городах Орловской провинции, отмечается, что он назван по имени реки, на которой стоит*. В гербе города Санти поместил черно-синюю реку. Это река Черная, «сей цвет доказывает ея глубину»**.
*(ЦГИА Р, ф. 1343, оп. 15, д. 377, л. 54-55.)
**(Винклер П. П. Указ. соч., с. 166.)
По-видимому, в тех случаях, когда ведомости о городе отличались особой скудостью, из них было трудно выбрать данные, подчеркивающие специфику города, и воплотить их в городской герб, Санти пользовался при создании эмблемы приемом, широко распространенным в герботворчестве, о котором речь уже шла выше, — название города выражалось в его гербе (так называемые говорящие гербы). По этому принципу созданы гербы Великих Лук* (в красном поле три золотых больших лука), Зубцова (в красном поле золотая стена с зубцами). В распоряжении Санти, как известно, была «книга регулов геральдических», которыми он руководствовался при составлении гербов. Вероятно, из этой книги пришли геральдические фигуры в гербы городов Алексина («в червленом поле две златые палицы Геркулесовы, накрест положенные толстыми концами вверх»), Арзамаса («в золотом поле два стропила, одно из которых красное, а другое зеленое»), Торжка («в голубом поле 3 серебряные и 3 золотые голубя, имеющие красные ошейники»), Юрьевца [«в лазуревом щите с золотою оконечностью (геральдическая фигура. — Н. С.) серебряная башня с отверстыми вратами»].
*(В знаменных гербовниках 1712 и 1729—1730 гг. луцкая (великолуцкая) эмблема имеет другой вид: выходящая из облака рука с мечом, который перерубает змея. Как отмечалось выше, она скопирована с изображения, помещенного в книге «Символы и емблемата».)
Целая группа «старых» гербов берет свое начало в знаменном гербовнике 1729—1730 гг. В первой главе настоящей работы изложена история его создания, приведен перечень подготовительных материалов. Общие принципы отбора эмблем для него: использование уже составленных ранее (из Титулярника, знаменного гербовника 1712 г.), помещение на знаменах таких полков, как Выборгский, Нарвский, Перновский, Рижский, Ревельский и т. д., гербов, пожалованных им до присоединения к России, включают также заимствование эмблем из книги «Символы и емблемата» и составление новых гербов согласно «состояния города». В эту последнюю группу включены, во-первых, «говорящие» гербы городов: Ельца («на белом поле олень красный, над ним ель зеленая»), Козлова («козел белый, поле красное, земля зеленая»), Коломны (колонна), Кроншлота («на море кроншлот (замок) белый...»), Курска («белое поле, наискось идущая синяя полоса и на ней три белые летящие куропатки»), Павловска («св. апостол Павел в красной одежде, поле белое»), Рыльска («на желтом поле черная кабанья голова»), Стародуба («дуб старый, стоящий на зеленой земле»), Орла (белый город, на воротах сидит орел); во-вторых, те гербы, которые составлены в соответствии с характерными для города признаками (традициями, промыслами, строениями, местоположением и пр.): Кронштадта (в гербе города — башня с маяком), Новой Ладоги (изображение шлюза), Путивля (изображение двух челноков с цевками)*, Свияжска (деревянный город на судах на реке Волге, и в этой реке рыбы), Углича («образ убиенного царевича Димитрия Иоанновича»), Полтавы, Глухова, Царицына и др.**
*(В Реестре гербов, представляющем собой предположительно один из вариантов проекта гербовника 1729—1730 гг., герб города Путивля описан следующим образом: «Покром или перевес черная и в том две цевки золотые, дирки красные, поле золотое. Причина — понеже в том граде фабрика суконная» (ЛО Архива АН Р, разряд II, оп. 1, № 207, л. 121).)
**(Интересно, что в упоминавшемся варианте проекта гербовника 1729—1730 гг. предлагался следующий герб Самары: «Могила зеленая, знак золотой, поле лазорево, а знак как видится (изображение знака. — Н. С.) в толковании доктурском или аптекорском, которое значит серу горячую, понеже что в Самаре много могил и в земле множество родится серы» (Там же, л. 122). Хотя изображение было выбрано согласно «состояния города», оно по вполне понятным причинам было отклонено и заменено другим, вероятно взятым из эмблемника (стоящая коза).)
Принцип составления городских гербов с учетом характерных особенностей города, местности, населения, традиций и т. д. с этого времени прочно внедряется в практику российского герботворчества. По этому принципу создан рисунок магистратской печати города Оренбурга (щит разделен трижды, что должно обозначать три разных народа, «прибежищем и защитою» которых является город; наверху, по бокам щита, в центре изображено оружие, которым пользуются эти народы). Исходя из местных особенностей, составлял гербы па знамена слободских полков И. С. Бекенштейн. Герольдмейстерская контора в 40—50-е годы XV в., как отмечалось во второй главе, прежде чем составить герб на знамена полков, требовала сведения о городе, именем которого назывался полк. Щербатов в период руководства Герольдмейстерской конторой при составлении городских гербов также следовал этому правилу. Название города (Изюм, Черноярск, Семипалатинск и др.), его природные особенности, промыслы, развитые в городе, исторические события, традиции — вот что послужило для Щербатова основой при выборе эмблем. Щербатов предложил новый вариант герба для города Олонца (вспомним, что в качестве герба на знаменах Олонецкого полка использовались эмблемы из «Символов и емблемат»), фигурами которого являлись: серебряный фрегат «в напамятование учрежденного карабельного строения Петром Великим в 1703 году на Ладейном поле», два молота «под рудоискательною зеленою лозою, изъявляющее обретенные руды золотые и серебряные в сем уезде и заведенные заводы»*.
*(ЦГАДА, Госархив, разр. XVI, оп. 1, д. 803, л. 3.)
Изменились при его участии гербы городов, составленные в свое время Бекенштейном для помещения на знамена слободских полков. Ахтырка получила герб, представляющий собой золотой крест с сиянием, «изображающий знаменитость сего города по великому числу приезжающих богомольцев»; Изюм — три виноградные кисти, «показующие самое именование сего града, и что плод сей круг сего града рождается»; Острогожск — «в зеленом поле златый орженый сноп, показующий богатые жатвы областей сего города»; Сумы — три черные сумы, «показующие именование сего города»; Харьков — рог изобилия, перекрещенный с кадуцеем, «изъясняя 1-е изобилие окружных стран сего града и 2-е самую его торговлю по бывающей тут знатной ярмонке». Все эти изображения гербов, внесенные в гербовник Щербатова*, утверждены законодательным актом как «старые» гербы этих городов (рис. 43, 44).
*(ЦГАДА, Госархив, разр. XX, оп. 1, д. 269.)
Рис. 43. Эмблемы для знамен Сумского и Изюмского полков из гербовника М. М. Щербатова
Рис. 44. Гербы городов Сумы и Изюм, утвержденные правительством в конце XV в.
В городском герботворчестве Щербатова ярко проявилась еще одна характерная черта — в герб он часто вводит фигуру, являющуюся символом милости верховной власти. Собственно, этот символ был характерен уже для первых городских знаков, созданных с ведома правительства. Так, на рисунке магистратской печати новозаложенного города Оренбурга в качестве знака царской милости фигурируют государственные цвета — золотой и черный; в гербе города Костромы 1767 г. — плывущая по реке галера со штандартом, на котором изображен двуглавый орел. Щербатов впервые выразил в художественной форме эту идею при составлении герба города Вытегры. Основной фигурой герба является «златый императорский скиптр прямостоящий с оком провидения». Данная эмблема должна была символизировать «надежду, каковую пользу от учреждения сего города может империя российская приобрести и купно милость и провидение монаршее»*. В гербовнике, составленном Щербатовым по заказу Военной коллегии, большинство гербов в качестве составной части содержит изображение возникающего («возникающая» фигура соприкасается с одной из сторон щита, но видна лишь наполовину) двуглавого российского орла, символизирующего включение областей, по имени которых назывались полки, под власть царского самодержавия или покровительство Российской империи народам, составляющим полк (Иллирический, Сербский, Далмацкий), т. е. фактически олицетворяющего ту же царскую милость (рис. 45). Возникающего двуглавого орла под тремя коронами видим также в оренбургском гербе. Составленный Щербатовым герб города Оренбурга — «златое поле, разрезанное наполы голубою извилистою полосою, показующую тут реку Урал; в верхней части — выходящий двуглавый орел, в нижней части — голубой Андреевский крест в знак верности сего града»**. Этот герб утвержден в качестве городского, однако без отметки «старый» (рис. 46).
*(ЦГАДА, Госархив, разр. XVI, оп. 1, д. 803, л. 3.)
**(ЦГАДА, Госархив, разр. XX, оп. 1, д. 269, л. 43.)
Рис. 45. Эмблема для знамени Белорусского полка из гербовника М. М. Щербатова
Рис. 45. Эмблема для знамени Полоцкого полка из гербовника М. М. Щербатова
Рис. 45. Эмблема для знамени Украинского полка из гербовника М. М. Щербатова
Рис. 46. Составленные М. М. Щербатовым гербы Оренбурга и Харькова, утвержденные правительством в конце XV в.
Рис. 46. Составленные М. М. Щербатовым гербы Оренбурга и Харькова, утвержденные правительством в конце XV в.
Итак, рассмотрев около 100 различных эмблем, большая часть которых в последней четверти XV в. фигурирует в качестве «старых» городских гербов, мы можем констатировать следующее. Во-первых, понятие «старый» герб не однозначно с точки зрения хронологии: с одной стороны, это гербы, вернее эмблемы, появившиеся в XVI или XVII в., с другой — художественные композиции, созданные накануне становления всего комплекса городских гербов. Во-вторых, источник появления основных фигур «старых» гербов различен: в одном случае им дали жизнь печати, в другом — знамена (таких эмблем большинство), в третьем — гербы возникли как таковые в результате целенаправленного городского герботворчества. В-третьих, в категорию «старых» городских гербов зачисляются эмблемы разнохарактерные с точки зрения идейной основы их графического изображения. В это число включаются эмблемы, возникшие независимо от «состояния» конкретного города, выражающие идеи, не связанные с обозначаемым объектом, каким являлся конкретный город, но в то же время часть эмблем создана с учетом особенностей конкретных городов, смысловая нагрузка эмблемы имеет под собой реальную основу — сам город. Отмечая эти моменты, приходим к выводу, что термин «старый» городской герб очень условен. Думается, что выяснение этого факта поможет отказаться от искусственного «удревнения» российских городских гербов, в значительной степени отказаться от той предпочтительности, которая наблюдалась по отношению к гербам, имеющим помету «старый».
С 20-х годов XV столетия в практику российского городского герботворчества включается с последующим утверждением принцип обязательного отражения в гербе характерных признаков города, которому составляется герб. К началу массового составления городских гербов этот принцип был узаконен и принят на вооружение Герольдмейстерской конторой (см. об этом в главе I настоящей работы). В какой степени этот принцип реализовывался? Об этом позволяют судить гербы, созданные в 1775—1785 гг. К сожалению, мы не располагаем данными о предварительном анкетировании (не знаем, существовало ли оно вообще), материалы которого могли способствовать созданию наиболее репрезентативного знака города в период массового герботворчества. Приходится довольствоваться официальным указанием, что герб составлен на основании тех пли других обстоятельств. И тем не менее, взятые в комплексе, гербы, точнее гербовые фигуры, могут в известной степени отразить определенный аспект (или аспекты) действительности, в высшей степени влияющей на выбор предмета, помещаемого в городском гербе*.
*(Польский ученый С. Кучиньский, отмечая, что герботворчество всегда находилось в зависимости от окружающей человека действительности со всем ее богатством флоры, фауны и материальных предметов, пишет: «В зависимости от ряда факторов — топографических, культурных, хозяйственных и общественных — в разных странах разные аспекты этой действительности были чаще принимаемы во внимание при установлении гербов» (Kuczynski S. К. Niektore zagadnienia symboliki heraldycznej na tle funkcjonowania herbu jako znaku. — In: Problemy nauk pomocniczych historii. Katowice, 1973, II, s. 34).)
Из более чем 500 гербов, утвержденных в последней четверти XV в., исключая рассмотренные выше «старые» гербы, а также гербы, которые имелись у ряда городов до присоединения их к Русскому государству, в общей сложности классификации подлежат примерно 350 эмблем. П. П. Винклер перечислил гербовые фигуры, которые встречаются в российских городских гербах, подразделяя их на геральдические (фигуры, имеющие условное значение) и негеральдические (включают в себя предметы, взятые из действительного мира или фантазии). Геральдических фигур меньшинство, около двух десятков. Абсолютное большинство составляют негеральдические фигуры, которые в свою очередь подразделяются на следующие группы:
A. Естественные (предметы, созданные самой природой) [1) бесплотные силы и святые, 2) человек, 3) животные, 4) растения, 5) планеты, звезды, стихии] — примерно 215 названий.
Б. Искусственные (предметы, созданные рукой человека) [1) изображения, являющиеся доказательством милости верховной власти, 2) духовный быт, 3) общественный и домашний быт, 4) сельский быт, 5) военный быт, 6) фабрично-заводская деятельность, 7) строительное искусство, 8) морской быт] — около 202 названий.
B. Фантастические — 3.
Перечень и подсчет применявшихся фигур показывают, во-первых, разнообразие сюжетов российской геральдики, в которой, без преувеличения можно сказать, отражается все богатство материального мира и мира образов; во-вторых, исключительную малочисленность среди гербовых фигур геральдических, в частности так называемых почетных (фигуры, составленные из линий, полос, имеющие специфические названия — столб, стропило, крест, перевязь и др.). Гербы, включающие подобные фигуры, выросшие из первых простейших опознавательных знаков, обычно относятся к числу наиболее ранних. Таким образом, если бы даже в предыдущих разделах не были выяснены время и принципы составления российских гербов на общем фоне самых разнообразных и многочисленных гербовых изображений, такая микроскопическая доза самых ранних по времени возникновения гербовых фигур настораживала бы при вынесении общей оценки российского герботворчества.
Несмотря на то что разбор эмблем, проделанный Винклером, позволяет отметить два вышеназванных момента, в целом он не может удовлетворить нас, так как нивелирует эмблемы, различные по времени возникновения и принципам, положенным в основу их создания, не позволяет воссоздать специфику российского городского герботворчества в плане отбора и выявления преобладания среди фигур тех или иных предметов реального мира.
Исходя из объяснений, сопровождающих описание каждого городского знака, сюжетика городских гербов, составленных в последней четверти XV в., может быть представлена девятью группами.
I. В 114 гербах— 32,5% —представлены сведения о развитии в городах хозяйства и торговли (44 — промыслы, производство; 39 — земледелие, скотоводство, садоводство, пчеловодство; 31 — торговля).
II. В 92 гербах — 25,5% — зафиксированы природные условия (53 — животный мир; 26 — растительный мир; 13 — местоположение города).
. 56 гербов — 16,5% — «говорящие» гербы.
IV. 18 гербов — 5,5% — архитектонические сюжеты.
V. 18 гербов — 5,5% — этнографические сюжеты.
VI. 16 гербов — ок. 4,5% —исторические сюжеты.
VII. 12 гербов — ок. 3,5% — знаки верховной власти.
V. 10 гербов — ок. 2,5% —церковные сюжеты.
IX. 10 гербов — ок. 2,5% — вариант герба более древнего города.
Предметы, служащие для обозначения вышеназванных понятий, очень разнообразны. Наблюдается использование одних и тех же предметов для символизации различных понятий; например, изображение коня в гербах городов Починки, Бронница, Томск означает наличие здесь конных заводов, а в гербе города Данков — лошадиные ярмарки; пушные звери в гербах городов могут показывать представителей животного мира, обитающих в округе, но в это же время символизируют пушной торг.
Однако в использовании обозначений можно проследить и некоторые закономерности. Так, никогда изображение пристани не свидетельствует об обширной пашне вокруг города или высоких урожаях, но лишь о торговле, а хлебный колос, снопы или, положим, корона, посох не выступают как символы торговли, и тюки товара, кули с мукой, кадка с дегтем не символизируют высокого уровня земледелия.
При всей условности гербовых изображений взятые в комплексе гербы как знаки, репрезентирующие город, при помощи сюжетики и изображаемых предметов могут отразить характерные черты городской жизни, в определенной степени свидетельствовать о состоянии облика русского города в конце XV в. В связи с этим на первый план выдвигается вопрос соотношения российских городских знаков по их эмблематической основе с общеупотребительным городским символом, т. е. выявление соответствия первых какой-то модели городского знака как такового.
Несмотря на недостаточную разработку в существующей отечественной и западноевропейской литературе вопросов городской символики в общем плане, ряд авторов на примере отдельных стран более или менее конкретно выделили основные сюжеты городских гербовых изображений*. К числу основных и, как правило, наиболее ранних относятся эмблемы, представляющие как бы изображение самого города (башни, стены, ворота, замок, укрепления — архитектоническая группа). Следующий распространенный сюжет городских гербов — святой, покровитель города (возможны варианты — изображение атрибутов святого), а также господин города, владелец, основатель (может быть представлен элементом его личного герба). Еще одну группу составляют «говорящие» гербы (эмблемой является предмет, название которого созвучно названию города). Определенные комплексы образуют городские гербы, свидетельствующие о занятиях жителей города, прежде всего торговле, ремесле, о других видах хозяйственной деятельности горожан, например рыболовстве, садоводстве. В гербе находят отражение вымышленные или происходившие в действительности городские события, природные, географические особенности местности, где расположен город, животный и растительный мир, явления природы, фантастическая символика и пр.
*(Основываюсь на работах: Gumowski M. Op. cit.; Novak J. Op. Cit.)
В целом, как видим, сюжетика российских городских гербов не отличается от западноевропейской городской символики. Она имеет несколько другое соотношение групп гербов. Среди отечественных городских эмблем незначительна доля архитектонических мотивов, изображений святых — покровителей города, владельцев, основателей города, что вытекает из разностности моментов возникновения и правовых основ русских и западноевропейских городов. На первый взгляд довольно малочисленна группа эмблем, символизирующих царскую милость и духовный быт. Однако принцип построения основной массы российских городских гербов, функционировавших в последней четверти XV в. (соединение в одном гербовом щите фактически двух самостоятельных гербов, из которых верхний представлял собой наместнический герб), давал возможность вводить почти в каждый герб города символ верховной власти в виде двуглавого орла (в гербах Брацлавского, Минского, Воронежского, Волынского, Могилевского, Полоцкого, Подольского, Санкт-Петербургского, Оренбургского наместничеств), державы (Вологодское), скипетра (жезла) (Новгородское, Харьковское, Санкт-Петербургское), императорского штандарта (Костромское), знамен (Тобольское), короны (Астраханское, Казанское, Орловское, Тверское, Владимирское, Калужское, Сибирское), княжеской шапки (Рязанское). Знаки верховной власти дополнялись церковными символами: благословляющая рука (Псковское), рука из облака (Олонецкое), крест (Владимирское, Пермское, Вятское), святой (Московское).
Таким образом, при создании городских эмблем был сделан сильный акцент на символику, отражающую официальную идеологию Российской империи. С этой точки зрения российские городские гербы можно рассматривать как средство пропаганды правительственной политики и своеобразное «картинное» воплощение этой политики по отношению к городам. Правовой момент, ярко выраженный в символах российских городов, составляет специфику отечественного герботворчества. Второй отличительной чертой городских гербов Российской империи является содержащееся в них указание на административную значимость города. Во внешней форме герба нашли отражение действия правительства по урегулированию административно-территориального состояния России. Как уже отмечалось, городские гербы последней четверти XV в. имеют характерную особенность: в гербовом щите располагаются фактически два герба, причем верхний (следовательно, основной) — наместнического (губернского) города, а нижний (второстепенный) — самого города. По геральдическим правилам центральное место в поле щита отводится фигуре, репрезентирующей владельца герба, т. е. в данном случае — городу. Эта форма, выработанная в процессе массового городского герботворчества, соответствовала реальной структуре административного деления в масштабе империи. Почти через сто лет делались попытки найти более «геральдический» вариант выражения данной структуры. По предложению возглавлявшего Гербовое отделение Департамента геральдии Кёне губернский герб помещался в так называемой вольной части щита (в правом или левом углу поля), т. е. центральной фигурой герба становилась эмблема, знаменующая город. Показательно, что по прошествии столетия не отказались от знакового выражения, напротив, нашли еще одну дополнительную деталь для обозначения административного положения города: корона различного вида, а также обрамление щита должны были показывать административную значимость города, количество населения в нем, характер экономического состояния. Принципы, лежащие в основе городского герботворчества XV в., сохранялись и в XIX столетии. Однако характерной чертой гербов XIX в. является усиление в их символике процаристских тенденций, что выражалось почти в обязательности для каждого создаваемого городского герба наличия в нем таких эмблем, как корона или двуглавый орел.
Исследуя символику российских городских гербов, мы можем констатировать следующее. Реконструкции существовавшей в прошлом системы городских гербов способствует источниковедческий анализ эмблем, составляющих гербы. На основе их изучения в литературе делались попытки поставить вопрос о гербе как историческом источнике. Причем обычно графическое изображение эмблемы воспринималось как некий фотографический снимок, отображающий флору, фауну, занятия населения, развитие промыслов и пр. Среди российских городских гербов исследователи, однако, отмечают существование так называемых старых гербов, по отношению к которым попытка аналогичным образом расшифровать их эмблемы выглядит недостаточно научно в силу специфики последних. Очевидно, что эти старые гербы наиболее интересны, так как могут дать представление о времени возникновения первых гербовых эмблем, об их истоках, символике и др. Поэтому необходимо было выделить эти «старые» гербы, установить, какие гербы входят в понятие «старые», насколько они «стары». Определение времени появления «старых» гербов, вернее эмблем, их составляющих, ставит последние в соответствующую историческую эпоху. Это дает возможность и основания для расшифровки смысла, содержания эмблем, если, конечно, принять ту точку зрения, что эпоха влияла на создание, форму и смысловое содержание эмблемы как знака, и общественные условия рассматривать как основополагающий фактор при трактовке сюжетики того или иного комплекса эмблем. Изучение гербовых эмблем с точки зрения символов определенной эпохи включает гербы, в частности городские гербы, в круг источников, освещающих интересные и мало изученные стороны жизни русского общества. Подобного исследования геральдических эмблем отечественная историография не знает. Этот анализ впервые проведен в настоящей работе. Он показал, что в качестве российских городских гербов использовались символы различных эпох. Не все они возникли в связи с понятием «город», часть появилась в связи с другими явлениями, происходившими в русском обществе. Лишь с XV в. о них можно говорить как о городском символе, который сложился из эмблем и видовых образов отвлеченного характера. Эта категория гербов составляет основную часть группы так называемых старых гербов. Большую часть группы «старых» городских гербов составляют эмблемы, обозначающие конкретный город: отражают его внешний вид, занятия населения, связанные с городом исторические события и т. д. Создание символов подобного типа, символов, репрезентирующих город как таковой, началось во второй четверти XV в. и превратилось в закономерность к последней четверти XV в., когда каждый город Российской империи должен был иметь собственный герб.
Присутствие в большинстве городских гербов знаков царской милости свидетельствует, что в самой значительной степени создание городских гербов было инспирировано государством. Правовой момент, отраженный в гербах российских городов при помощи символов, олицетворяющих царскую милость, составляет характерную особенность русских городских гербов. Вкупе с религиозными символами символы царской милости, присутствующие с середины XIX в. фактически во всех городских гербах, свидетельствуют, что идеологический момент в формировании института городского герба в России играл существенную роль. Особая форма, выработанная в процессе массового городского герботворчества, явилась отражением действий правительства по урегулированию территориального деления государства. В целом рассмотренные городские гербы России отражают отдельные моменты развития русского городского общества. В этом аспекте они выступают как исторический источник.