Часть третья. О русских гербах

Глава одиннадцатая. История русских гербов

§ 55. Печать тогда только может стать гербом, когда приобретет характер наследственности, т.е. будет переходить из рода в род без изменения, и, кроме того, примет те геральдические атрибуты, без которых нет понятия о гербе. Мы видели уже, как рыцарское вооружение со всеми принадлежностями быта средневекового рыцаря и турниров перешло в герб. У нас были также щиты, шлемы с забралами, были военные плащи, епанчи, но тем не менее ни шапки-мисюрки, ни иерихонские шапки, ни контари, ни другие части нашего древнего вооружения не нашли себе места в наших гербах. Хотя дошедшее до нашего времени вооружение древних русских князей, напр. шишак вел. кн. Ярослава Всеволодовича или шлем вел. кн. Александра Невского, отличающиеся богатою насечкою и драгоценными украшениями (Древности Российского государства. М., 1853. Отд. 3, № 4-5), хотя, далее, простые шлемы (Там же. № 23), точно так же, как и щиты государственный (Там же. №71-72), царские и простых воинов (Там же. №65-68, 72), могли бы послужить для полного образования чисто русских гербов; тем не менее им усвоены рыцарские атрибуты, их окружает обстановка точно такая, какая отличает гербы западные.

Это обстоятельство ясно доказывает, что форма герба заимствована нами изчужа и усвоена вместе с другими учреждениями Западной Европы: трудно только определить, откуда и когда именно сделано это заимствование, хотя наука по необходимости задает себе этот вопрос всякий раз, когда встречает новое учреждение, нам несродное и, очевидно, к нам перенесенное. Как бы ни хотел, однако, пытливый ум разрешить вопрос о месте и времени заимствования, он должен допустить постепенное введение чужеземного учреждения. Следя за историей печатей государственной и частных лиц, мы шаг за шагом приближались к гербу до тех пор, пока он не усвоен был нами окончательно. Событие это обыкновенно относят ко времени Петра Великого, и, судя по некоторым дошедшим до нас памятникам и свидетельствам, должно бы признать, что Петр I был нововводителем и в этом отношении. Но если взглянуть на историю нашу поглубже, то окажется, что он часто утверждал только то, что давно уже перешло к нам изчужа и гораздо прежде было усвоено Россиею. Это-то и есть, по нашему мнению, главная заслуга Петра Великого. Он умел обнять мыслию то, в чем заключалась потребность современных ему событий, к чему они вели и как можно было удовлетворить стремление страны к развитию и просвещению. Мысль наша будет еще яснее из примера, имеющего, впрочем, прямое отношение к истории гербов. Конечно, всякого русского историка занимал вопрос, откуда заимствована Табель о рангах Петра Великого. Легко ответить: из Швеции, Остзейских провинций, из Германии и т.п.; но как помирить с этим ответом, с одной стороны, то, что такого стройного здания иерархии служебной не находим ни в одном из иностранных законодательств, а с другой - что Табель о рангах, изданная 1722 г. января 24 (№3890), освящена законодательною властью тогда уже, когда на практике была она в полном действии? В Коллегиях заседали иностранцы наполовину с русскими членами; по регламентам этих учреждений они носили известные титулы, назывались различно и по самому учреждению Коллегий стояли в известном отношении к председателю и к товарищам своим. Иначе была бы не понятна для иностранца та степень прав, какая придавалась ему в России по прибытии его из-за границы, мера тех преимуществ, которые предоставлялись ему на Руси. Предшествовавшая служба не покидала его и в новой отчизне, которая принимала его в прежнем ранге, чине. Но, предоставив иностранцу известный объем прав, должно было сравнять с ним и русских членов Коллегии, занимавших с ним равное место. Так родилась потребность в отыскании общих для службы гражданской начал. Служба военная до Петра Великого представляет еще более разительные доказательства тому, что задолго до Табели о рангах была определена для чужеземных служилых людей, которые в XVII в. во множестве приезжали к нам, та постепенность, которой следовало пожалование в чины: были даже определены сроки, в которые производилось повышение, конечно, если иностранец мог доказать, что он был в рядах войска иностранного государя с таким именно чином, с каким принят в службу русскую. Много памятников царствований Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича служат неопровержимым доказательством тому, что служилые люди наши мало-помалу готовились к преобразованию в чинах и потому-то Табель о рангах без всякого объяснения и толкования была ясна и удобоприменима: она определила то, что было известно каждому, до кого это могло касаться, всякому служившему. Точно так, учреждая герольдию, Петр Великий говорит о гербах как о чем-то существующем, тогда как в отечестве нашем и государи, и города, и частные лица долго имели только одни печати, государь считает даже лишним объяснять, что такое герб, какие его принадлежности, как он составляется и пр. И действительно, в архивах наших хранятся целые производства, возникшие, как увидим ниже, тотчас после уничтожения местничества и сожжения разрядов при представлении выезжими родами доказательств о благородном их происхождении, дававшем им право на внесение в родословную книгу. Таким образом, в последней четверти XVII столетия учреждение гербов было уже в ходу, деления герба и лучшие геральдические сочинения были известны, а, когда издавался указ о том, чтобы каждый благородный имел герб, цель законодателя была, наоборот, ограничить излишнее число гербов и противозаконное употребление их теми, которые не имели права на это отличие. Сравните то, что говорит Котошихин о гербах наших, со словами Петра Великого о том же предмете: "Не токмо у князей и бояр и иных чинов, но и у всякаго чину людей Московскаго государства гербов не бывает, а прикладывают у кого какая печать прилучилась, а не породная", говорит Котошихин и объясняет явление это тем, что гербов "никакому человеку изложити не могут". А в 1722 г. Петр Великий прямо говорит, что возводить в дворянство и жаловать гербом и печатью может один только государь, а так как между тем оказалось, что некоторые лица сами себя называли дворянами, не имея этого звания, "иные же своевольно приняли герб, которого предки их не имели, ниже от предков наших или от иностранных коронованных глав им дан, и притом смелость приемлют иногда такой герб избирать, который владеющие государи и иные знатнейшие фамилии действительно имеют", то и установлена должность герольдмейстера. Обязанность его состояла, с одной стороны, в том, чтобы требовать от дворян доказательств их благородства, а от тех, которые имеют герб, от кого и когда он им пожалован, а с другой — в том, чтобы лицам, дослужившимся до оберофицерства (в военной службе), русским и иноземцам, из дворян и не из дворян, равно как и не служившим, но могущим доказать свое дворянство за сто лет, давать гербы (Указ 1722 г. янв. 21 (№ 3890). Именной).

Есть положительные факты, которые подтверждают мысль, прямо, впрочем, вытекающую из слов указа, что Петр Великий застал уже гербы; но, оставляя пока доводы эти, мы приведем здесь еще другое свидетельство, также из законодательного памятника заимствованное, — это манифест 1798 г. января 1 (№ 18302), последовавший по случаю издания первой части гербовника (Манифест этот напечатан как предисловие к 1-му тому Гербовника).

"Во всех европейских государствах в древния времена", — читаем мы в этом указе, — "звание дворянское и звание рыцарское имели одне и те же обязанности; честь и храбрость были главным основанием деяний дворянина и рыцаря. По разрушении древней Римской империи, когда вся Европа покрыта была мраком невежества, и во время феодальнаго правления раздираема была междоусобиями баронов и других степеней дворянских владельцев, когда грабительства и разбои свирепствовали во всех странах Европы и невинность угнетаема была насилием, тогда некоторые, озаренные светом Евангелия и одушевленные верою и любовью, составили общества рыцарския и кавалерския. Каждый дворянин вменял себе в честь и славу быть рыцарем и получить знаки и украшения рыцарства. Щиты рыцарей украшаемы были гербами их родов, составленными из разных изображений, внесенных в герб в память или в знак каких-либо рыцарских подвигов. Честь, храбрость, беспредельная верность и любовь к государю и отечеству составляли главные свойства дворянина и рыцаря. Всему свету известно, что дворянство тех времен, движимое такими началами, успело, под покровительством государей, распространить повсюду христианские добродетели и основанное на них благонравие. От таких-то предков некоторые происшедшие потомки, как то показывает история отечества нашего, выехали в Россию в древнейшие времена и, найдя в отечестве нашем дворян, руководимых тем же духом храбрости и чести, основали роды дворян выезжих, получив во владение поместья наравне с другими служилыми людьми в России"...

"Роды же княжеские русские произошли по большей части от сыновей великого князя Владимира Святославича, озарившего Россию светом Евангелия. От родов княжеских ведут свое начало многие роды дворянские, следовательно, все они происходят от Рюрика и потому древностью своею не уступают самым древнейшим родам княжеским и дворянским других государств".

"Что русское дворянство всегда руководилось духом храбрости и чести, то доказывают всему свету известные труды и подвиги российского дворянства, на службу государям своим и на пользу отечества подъятые. Самодержцы всероссийские, находя всегда в дворянстве ревностных исполнителей монаршей воли и храбрых защитников отечества, отличали их почестями и изливали на них от престола своего милости. По примеру предков своих и государь император Павел Петрович, обращая внимание на все, что может способствовать к славе и чести российскаго дворянства, повелел издать собрание гербов дворянских, яко знаков дворянскаго достоинства каждого дворянскаго рода, ибо прежде сего, за неимением такого собрания, многие гербы или совсем утратились или же по временам изменялись. В отвращении этих-то неудобств и велено было составить Гербовник".

Свидетельство это о происхождении гербов наших важно как единственный отрывок из истории геральдики России и как указание на то мнение о наших гербах, которого держались у нас в XVIII в.

§ 56. Происхождение слова "герб". Мнение об иностранном происхождении наших гербов обязано своим существованием главным образом тому обстоятельству, что геральдика русская усвоила себе атрибуты, необъяснимые нашим бытом, хотя имевшие историческое значение в Западной Европе. Но вместе с тем должно бы перейти к нам и самое слово, служившее для означения понятия, нам чуждого, подобно тому, как, напр., архитектура, военное дело заимствовали названия для частей здания, для разных видов вооружения оттуда же, откуда и самые учреждения, бывшие нам прежде неизвестными. В этом-то отношении филология имеет за собою большие права, и при содействии ее сделан уже не один счастливый вывод для истории движения народов и перехода учреждений и разного рода установлений из одной страны в другую. Производство слова герб должно показать, как славянские народы вообще и русские в особенности смотрели на гербы и где должно искать источника, из которого мы почерпнули это установление.

История геральдики рыцарской доводит до убеждения, что название герба — Wappen, armes — обязано своим происхождением оружию, на котором прежде всего появился этот отличительный знак благородного рыцаря. Вооружение того времени, скрывавшее почти совершенно коня и всадника, породило потребность в таких знаках, при взгляде на которые всякий знал, кто тот витязь, который скрывается под кольчугою и бронею. У славянских народов, не принадлежавших к западноевропейскому рыцарству, по недостатку военных игр, турниров, на которых отличались рыцари Франции, Англии и Германии, герб был вызван другою потребностью.

Во многих славянских наречиях встречаются слова: herb, erb, irb, герб (Linde Slownik под словом Herb, чешск. erb, znameni, wladyctwi, сербо-луж. herba, карниольск. erb, irb, наследник Винск. (Хорут.) erbi, jerbi, потомство; по-немецки Erbe, по-франц. Heritage, англо-сакс. yrb, arf. Не думаем, чтобы можно было производить это общее почти всем славянским народам слово от средневекового herribannum, знамени, которое предшествовало войску на войне. Такому производству противятся, с одной стороны, различие в значении обоих слов, а с другой - недостаток в гербе коренных в herribannum букв), — в значении наследник или наследство, что и подало повод искать сродства его с немецким erbe, французским heritage. He беремся решать, коренной ли это славянский звук, случайно похожий на германский, или же славянское слово обязано своим происхождением германскому корню; для нас важна та идея, которую славяне связывали с названием герба. Это понятие о наследственности эмблемы, о ее неизменяемости. Правда, что качество это считалось необходимою принадлежностью и герба рыцарского, но вместе с тем были у него еще другие геральдические приметы, внешние атрибуты. Хотя они прямо и без всякого изменения перешли в русский герб, но существенною всегда считалась твердость изображения в гербе, внешние же его атрибуты — шлем, наличник, мантия, намет и т.п. — стали помещаться вокруг щита позднее, и на них не было обращено внимания. Оттого так мало значения имеет у нас, напр., теория шлемов, которые в гербах русских имеют почти постоянно одну и ту же форму, тогда как на Западе для каждого рода и вида дворянства был свой шлем, с наличником, спущенным более или менее, обращенным влево или вправо. Вообще нам кажется, что если может быть русская геральдика, то это только наука о тех изображениях, которые видим на щите, — изображениях, имеющих, повторяем, свою историю, свой смысл и свое значение.

Каким же путем дошла до нас идея о гербах? Слово герб, общеславянское название наследственных эмблем, заставляет нас, сказали мы, искать источники, откуда перешло к нам это учреждение, не в Западной Европе, и обстоятельство это, по-видимому ничтожное, богато последствиями. Во Франции, Англии, Германии герб избирался лицом и утверждался за ним по его личным качествам и доблестям. По гербу, как по книге, читает опытный глаз, когда, в чем, где отличился тот или другой рыцарь. Если подвигов, о которых память желали увековечить, было несколько, герб был сложный, поле щита разноцветно, точно так, как различием же подвигов объясняется и разнообразие эмблем в западных гербах. Эта система геральдики сродна всем странам, где существовали рыцари и турниры, всем народам, принимавшим участие в крестовых походах; но в науке известна под именем французской, так как она развилась преимущественно во Франции.

Но, кроме этой геральдической школы, есть еще другая, с совершенно иною основною мыслью и потому с иным исходом. Это школа польская. Начало ее восходит до древнейших времен существования Польши, и так как рыцарство было в ней мало известно, жители же ее не принимали участия в играх и подвигах, служивших в Западной Европе применением геральдических идей к жизни, то и геральдика этой страны усвоила себе совсем иной характер. Простота, сохраненная польскими гербами до сих пор, изумительна. Это один знак, одна примета, одно знамя, которое, став наследственным, приняло форму герба. За недостатком исторических сведений было бы слишком смело находить сходство их с татарскими тамгами, ясаками и из того заключать о происхождении польских родов от татар (Таково мнение автора статьи: герб, гербоведение и геральдика в 14-м т. Энциклопедического словаря (С. 118); Татищев В.Н. История российская. М., 1768. Кн. 1, ч. 1. С. 552.(В дальнейшем Татищев.)). Сравнение их с русскими знаменами, которые мы уже видели на печатях частных и должностных лиц, может довести до противоположного убеждения, т.е. что характер этот был не чужд славянским племенам вообще, тем более что знаки и символы эти прямо заимствованы из их земледельческого быта, из окружавшей их природы и первоначально служили только знаками отличия, необходимыми в жизни для многих случаев. Когда в позднейшее уже время проникли в Польшу понятия о западных гербах, они были применены к объяснению польских гербов: им стали приписывать то значение, которого они первоначально не имели. Для этого стоит только сравнить, напр., Длугоша, геральдика XV в., с Окольским (XVII столетие) или Нещецким, о которых будет подробно сказано ниже при рассмотрении польских гербов, в Россию перешедших.

Сколько в древней Польше было коренных колен, столько же было и отличительных для них знаков, клейнодов, и всякий новый род, равно как и частный человек, который примыкал к польскому дворянству, не мог выдумать свое знамя или принесть свой клейнод, а его брал под свое покровительство какой-нибудь коренной польский род и приписывал к своему знамени. Оттого-то в прежние времена мало было назвать лицо, должно было прибавить: дворянин такого-то знамени, герба. На войне одногербовцы имели общее знамя, которым отличались от соратников.

Какая же из двух геральдических систем усвоена Россией?

Не упоминая об иностранцах, которые, приезжая в Россию, могли привозить свой герб и пользоваться им, мы думаем, что первые сведения о гербах перешли в Россию из Литвы. Литовцы, не переставая почитать Россию за свое отечество, во множестве переходили на службу русского государя, оставались у нас и образовали выезжие благородные семейства, которые, конечно, удержали древнее свое отличие, герб, и позднее, в конце XVII в., только просили царя об утверждении его. А для убеждения себя в том, что поляки и литовцы в XV и XVI вв. пользовались гербами всегда, когда к тому представлялся случай, достаточно взглянуть на акты и отписки того времени. Совершенно правильно составленные гербы на печатях, под кустодиею, скрепляют их во множестве (Подобных печатей сохранилось много на польских рукописях Императорской Публичной библиотеки под № 222, 224, 235-236 и др).

Немаловажное влияние на переход к нам гербов из Польши и Литвы должно было иметь и то обстоятельство, что в годину несчастий были отторгнуты от России целые области, дворянству которых усвоено Польшею право пользоваться гербом, что и утверждалось за благородным сословием особою грамотою. Когда внутренние раздоры в отечестве нашем затихли и иго татарское стало спадать, Россия вступилась за свое прежнее достояние, и, начиная от Иоанна III до царя Алексея Михайловича, она восстановлялась в прежних границах, намеченных для ее деятельности Рюриком и его ближайшими родичами. При царе Алексее Михайловиче, с возвращением Россиею Малороссии и Смоленска и с переходом их служилых людей на службу Москвы, учреждение гербов не могло не отразиться в жизни и обычаях русских более, чем когда-нибудь прежде, и мы увидим, что именно к этой эпохе относится у нас забота о правильном составлении гербов, что этому царствованию русская государственная печать обязана окончательною своею отделкою и собранием вокруг нее приличных ей атрибутов.

В доказательство того, какое значение придавали гербам польские короли, сообщая преимущества городам, от России отторгнутым, достаточно указать на свидетельство жалованной грамоты короля Польского Сигизмунда Августа 1568 г. Даруя Вильне за услуги, короне Польской оказанные, самые существенные преимущества, король не забыл предоставить благородному сословию этого города право употреблять на печатях в рисунках и гравюрах гербы, но не иначе как с согласия того семейства, к гербу которого лица, получившие право на это отличие, желают приписаться. Затем только они, с разрешения этого семейства и утверждения государя, могут сами и потомки их пользоваться известным знаменем (Licebitque praedicto magistratui et eorum liberis nobilium stemmata seu insignia, si volent sibi assumere, de consensu tamen et voluntate alicujus familiae, ejus generis, quod ea arma gerit, quae illi assumere optaverint, quibus insignibus in omnibus actis suis tarn in annulis signatoriis, quam in sculpturis ac picturis privatis uti poterint perpetuo, requisito deinceps vel nostro, vel successorum nostrorum concensu aut alio privilegio novo et speciali. Собрание древних грамот и актов городов Вильно, Ковно и др. Вильно, 1843. Ч. 1.С. 112). § 57. Но если понятие о гербах перешло к нам из Польши и Литвы, то идея, лежавшая в основе польской геральдической школы, не могла найти у нас полного применения уже и потому, что наша геральдика не осталась чуждою и для иных влияний, и самые эмблемы заимствованы для княжеских родов из источника русского, из знамен, служивших для означения родовых владений, а для родов выезжих постепенно образовались для каждого их разряда свои особые приметы в соответствии с корнем, от которого роды эти пошли. Сообразно тому польские эмблемы усвоены гербам фамилий, выезжих из Польши и Литвы.

Таким образом, гербы наши, соединяя в себе приметы обеих геральдических систем, не только могут служить отличием одного благородного семейства от дургих и свидетельствовать о их подвигах, но вместе с тем показывают происхождение лица. В этом отношении наши гербы — armes parlantes в обширном значении слова, и опытный глаз прочтет по эмблемам герба всю историю рода: где его корень и чем он отличился. Объяснить значение наших гербов должна отечественная геральдика, при помощи которой все части герба приходят в стройный порядок и получают тот смысл, который им должна придать наука.

Дойти до таких богатых последствиями результатов можно только при помощи истории, и так как во второй части нашего труда печати всех разрядов доведены до той эпохи, когда они, окрепнув, приняли геральдические формы, то здесь мы продолжим начатое выше, следуя прежнему порядку, т.е. изложим историю герба государственной печати, затем перейдем к гербам городов и, наконец, заключим свое исследование гербами частных лиц.