Глава двенадцатая. История герба государственной печати

§ 58. Пока Москва была не более как удел московского великого князя, без всякого особенного политического и нравственного значения, пока первенство ее среди других городов и областей России не было утверждено мирными трактатами ее великих князей с Новгородом, договорными грамотами с другими князьями, наконец, введением повсюду московской администрации с великокняжескими наместниками, печать московская так же изменялась, как и всякая другая личная, семейная печать. Тот круг, в котором она должна была иметь значение и пользоваться общеизвестностью, был так тесен, что не было необходимости усваивать печати Москвы определенные, неизменные и наследственные формы. Но вместе с государственными идеями установился и тот герб, который должен был перевести на символический язык монархические понятия, составившие силу и твердость нашего отечества. Из всех эмблем, которые в разное время выражали ту же идею борьбы Москвы с врагами и победы над ними, никакое другое знамя не могло быть так соответственно, как усвоенное ей окончательно, и вокруг этого основного типа, как коренного, группируются постепенно другие атрибуты, долженствующие служить верным и непреложным свидетельством убеждений России и ее успехов на поле брани.

Поэтому современный нам государственный российский герб сложился не вдруг: он слагался постепенно, и приращение его атрибутов соответствует увеличению силы России. Мы думаем, что история государственной печати в разные царствования должна быть тождественна с повествованием об изменении объема нашего отечества и отношений его к другим державам.

Этим же воззрением на государственную печать объясняется, почему всегда и всеми придавалось ей у нас такое значение: без нее как символа государственной власти останавливалось отправление государственных дел. "За Государевою печатью многие Государевы грамоты стали", - читаем в отписке 17 марта 1613 г., отправленной послами, ходившими просить на царство Михаила Федоровича, к Земскому совету, который обещал прислать им "боярский подлинный список и Государеву печать" (Дворцовые разряды. Т. 1. С. 1050). Далее, малейшая и несущественная, по-видимому, ошибка, допущенная в приложении ее, влекла за собою продолжительные толки, нередко ничтожность акта и наказание того, кто был виною погрешности: форма печати, утвержденная обычаем и законом, в известный момент была неприкосновенна. Если в каждое царствование встречаем по нескольку экземпляров государственной печати, которые различались между собою объемом, полнотою атрибутов и эмблем, то при приложении их в точности соблюдалось соответствие с уважением, которое Россия питала к другому государству: чем больше было это уважение, тем большая употреблялась печать, и наоборот. Даже в царствование Петра Великого при введении гербовой бумаги достоинство ее различалось по величине орла, и в указе 1699 г. (января 23 № 1673) велено употреблять бумагу под большим орлом для актов выше 50 рублей, под гербом величиною против золотого для актов, не достигающих этой цифры, а для остальных — за печатью в полузолотой. На самой же бумаге было отмечено: "Под сею мерою герба писать всякие крепости", затем следовало означение цены.

Существеннее были изменения в титуле, который выставлялся на печати при имени царя; но при этом не должно выпускать из виду, что и титул был большой и краткий, и употребление того и другого в дипломатических сношениях соответствовало также степени уважения, которое Россия питала к той или другой державе. Обстоятельство это отражалось и на бумаге даже, на которой писалась грамота: на ней выводилось золотом, красками более или менее трав и иных украшений. Как к "Цесарскому Величеству Римскому" грамоты писались на самой большой александрийской бумаге, "а травы золотыя писались большия", так к королям Шведскому, Английскому и другим "травы золотом были средния", к курфирстам — "травы золотом на верху над писмом, а по сторонам не бывает" и, наконец, к татарскому хану писались грамоты "без трав" (Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 28-29). Сообразно тому же началу большая государственная печать прикладывалась к грамотам в важнейшие иностранные государства. В других случаях употреблялась малая государственная печать. Она была в окружности меньше большой, что в средине ее под московским гербом и означалось иногда буквою М. Кроме того, отписки к ханам крымским и грузинским запечатывались печатью, на которой был изображен один герб московский: «Царь на коне победил змия, около подпись царская, титла самая малая по "и иных"» (Там же. С. 29, 77, 90).

Для написания грамот и приложения к ним печати брали за образец примеры прошлых лет, и раз установившаяся форма сношений с тою или другою державою не изменялась произвольно и без особенной нужды. Потому в древнейшие титулярники с величайшею точностью вносились случаи, по которым Россия отправляла грамоты в ту или другую державу с подробным означением, в какой форме они писались. Не была забыта и не упущена без внимания ни малейшая подробность. Эти-то заметки и дают в настоящее время средство определить, на какие виды делилась государственная печать и как различалось ее приложение.

Самый древний(по крайней мере, мне известный)титулярник, т.е. собрание образцов и правил сношений России с другими державами, хранится в Московском архиве Министерства иностранных дел и относится к 6997/(1489) году, но гораздо полнее его другой, также официальный, составленный при царе Алексее Михайловиче: дипломатия его времени представляла более образцов и требовала большей точности в определении различий печати.

Для примера приводим из последнего некоторые отрывки, могущие служить свидетельством о том, в каких случаях акты утверждались государственными печатями того или другого вида и чем различалось самое их приложение. "К Цесарскому Величеству (Германскому Императору) писана грамота на Александрийском на большом листе, самая большая с фигуры, богословие и государево имянованье по Московского, а Цесарево по Римского писано золотом, подпись Думнаго дьяка на затылке, печать Государственная большая под кустодиею с фигуры, в камке кармазине". К королю Французскому грамоты утверждались также большой печатью, но под кустодиею большою (Титулярник времен царя Алексея Михайловича. С. 108). К бранденбургскому курфирсту писали "на средней Александрийской бумаге, кайма без фигур. Божие и Государево имя писано золотом, подпись дьячая без загибки, печать Государственная большая на красном воску, под кустодиею гладкою" (Там же. С. 68). К владетелям Молдавской земли писали: на меньшей александрийской бумаге, кайма без фигур, "Божие и Государево именованье по Владимирского золотом, печатают государевою большою печатью на красном воску, под кустодиею, а кустодия без фигур, гладкая" (Там же. С. 250). Далее крымским и грузинским ханам писали "татарским письмом, печать кормленая на красном воску, под кустодиею гладкою; а Нурадину писали даже, не закрывая печать кустодиею". Наконец, к калмыцким тайшам объявление милостивого слова посылалось "на Александрийской на меньшей бумаге, на ней подпись без загибки, печать воротная на черном воску" (Там же. С. 302, 306).

Вот в какой постепенности представляется приложение государственной печати в разных случаях и к владетельным особам различных стран. Все, начиная от цвета воска до вида кустодии, было твердо определено, а печатник с печатным приказом наблюдали за тем, чтобы правила, освященные обычаем, не были нарушаемы.

Из вышеизложенных примеров оказывается, что государственная печать разделялась на следующие виды:

1) большая и малая, по величине изображения и объему государева титула;

2) печать воротная. Она была односторонняя, малая, с московским гербом посредине двуглавого орла, с ушком, приделанным для ношения на шее. Подлинники ее хранятся в Архиве

Министерства иностранных дел. Не эта ли печать называлась и походною, о которой упоминается в титулярнике 1489 года? (Титулярник рукописный 6997/(1489). С. 68)

3) печать кормленая, или кормчая, состоявшая по свидетельству титулярника из изображения: "Человек на коне с копьем колет змия, около подпись Царскаго Величества имянованье" (Титулярник времен царя Алексея Михайловича. С. 302, 327). Представляя снимок этой печати (табл. XVI, рис. 5), мы останавливаемся на определении ее: значение этого вида государственной печати не понятно и не объяснено. Мы думаем, что первоначальное назначение этой печати состояло в приложении ее к грамотам, которые давались воеводам и некоторым другим чиновникам на кормление, т.е. на право содержания себя из доходов вверенного им города или места, и, в отличие от печатей, которыми утверждались другие жалованные грамоты на земли и разные преимущества, этой печати придано название кормленой. Впоследствии ею стали утверждать отписки к крымским и татарским ханам.

§ 59. Неизменный символ власти государя и обладателя всея Руси, со времени Иоанна III, есть двуглавый орел.

В выборе знаков для гербов всегда руководствовались тем символическим значением, которое известным фигурам и животным искони придавалось, и, конечно, всякий выбирал себе ту эмблему, которая наиболее могла говорить за его мужество, благородство, преданность и иные добродетели. Этим объясняется общая любовь древних и новых народов к изображениям орла, дельфина и льва, царей птиц, рыб и животных, и так как необходимо было чем-нибудь различить эти эмблемы в гербах разных фамилий, то невольно удивляешься разнообразию атрибутов, которые придавались этим типам.

Эмблема льва была у нас издавна употребляема: мы ее встречаем на печатях частных лиц и приказов. В гербе города Львова в XVI в. изображена крепостная стена с башнями, а в двери геральдический лев. На львовской грамматике, изданной в 1591 г., на которой изображен этот герб (Адельфотис грамматика добраглаголивого еллино-славянского языка. Львов: В друкарне братской, 1591), к нему приложены следующие стихи:

 "Лев царствует безсловесным зверем в начало, 
 Словесным же образ Христова царства нам ся показало. 
 Мужайся, много-племенный Росский народе, 
 Да Христос начало крепости в тебе буде".

Не этим ли употреблением символа льва в львовской печати должно объяснять помещение его в государственной польской печати для означения (как думают польские геральдики) Галиции, носившей название России, в память ее неразрывного единства с коренною Русью, с Москвою? (Vossberg. Siegeln.P. 13-14; Таблицы; Рис. 7-8)

Но атрибутом собственно Московского, или правильнее Русского, государства был орел. Он пользовался у нас также издавна почетом: фигуры его в разных видах и с разными украшениями встречаются на древних печатях, на зданиях, заголовках книг и т.п. При великом князе Иоанне III эмблема эта усвоена государственному гербу.

Царь птиц, за силу и зоркость, с давних времен почитался символом проницательности и мужества (Spener, pars I. P. 211-215). И в каких формах, в каких видах и цветах не представляли его древняя и новая геральдика! Aquila Romana, Римский орел, был знаком всему древнему миру, и какой другой символ мог бы более приличествовать этому победоносному народу?

Долго Римский орел представлялся одноглавым, и в таком виде он является на древних памятниках Рима, и никак не ранее времен цесаря ему придана и другая глава. Впрочем, вопрос о поводе, по которому, и о времени, с которого герб Рима начали изображать в виде двуглавого орла, до сих пор не решен еще окончательно.

Некоторые утверждают, что двуглавый орел установлен цесарем в память предвещания, которое было послано ему пред победою его над врагами и достижением верховной власти в Риме; а именно: летевший над главою его при въезде в Рим орел убил и бросил на землю двух коршунов. Так как предзнаменование это сбылось, то цесарь хотел увековечить память о нем, поместив двуглавого орла в гербе Рима (Petra Sancta Tesserae. P. 398). Но большая часть ученых присоединяется к мнению тех, которые приписывают введение этого изображения в римском гербе эпохе образования двух империй, Восточной и Западной. Та и другая имела право на орла с одною главою, а так как они были соединены под одним скипетром, следовательно, убеждения и интересы их были нераздельны, то оба орла составили одно тело, а память о их первоначальной раздельности сохранилась в двух главах, в противоположные стороны обращенных. Последним признаком могла выражаться, впрочем, и другая еще идея: око государя было обращено на Восток и на Запад, а распоряжения обеими странами исходили из одного источника. Нельзя не признаться, что едва ли геральдика может указать на другую эмблему, в такой мере знаменательную.

Гербом этим пользовалась Восточная Римская империя до тех пор, пока существовала, а затем по преемству символ этот в 1494 г. (Карамзин. Т. 6. Примеч. 98) перешел к России как стране православной, наследовавшей убеждения Царяграда (Вообще почетную эмблему — императорского орла - принимали в герб государства, считавшие себя преемниками Рима (напр., Австрия), и фамилии, происшедшие от греческих императоров или соединенные узами брака с принцессами из дома Ангелов, Комненов, Ласкарисов и Палеологов. На этом основании и цари Сербии, которые с XII в. неоднократно вступали в браки с греческими царевнами, усвоивали себе двуглавого орла. Для примера прилагаем (на табл. XVI, рис. 7) печать деспота Иоанна 1496 г. Ср.: Nicollis Anacephalaeosis. 1722. P. 68-69; Stritteri. Memoriae Populorum. Petropoli. 1774. Vol. 2. P. 195, 293).

Царь Иоанн Васильевич Грозный, впрочем, объяснял принадлежность России двуглавого орла родством своим с Августом кесарем, от которого символ этот по прямой линии должен был, по мнению царя, перейти к Москве; а именно: во время раздоров с шведским королем Иоанном III, Грозный на упреки его отвечает: "А что писал еси о Римского царства печати и у нас своя от прародителей наших; а Римская печать нам не дико. Мы от Августа кесаря родством ведемся" (Карамзин. Т. 9. Примеч. 414). Царь при этом прямо различал печать родовую, т.е. московскую, от вновь заимствованного из Греции двуглавого орла.

Таким образом сложился наш государственный герб, и хотя он изменялся в частностях и мелких подробностях, в сущности, однако, был он неприкосновенен и тверд, изменения же делались по причинам историческим. Так понимали у нас всегда важность государственного герба. Поэтому и было сочинено на него много стихотворений, более или менее удачных, часто очень высокопарных. Как на образец последних указываем на стихи Леонтия Магницкого, приложенные к книге его "Арифметика, сирень наука числительная с разных диалектов на славянский язык переведенная, воедино собранная и на две книги разделенная (изд. 1703 г.)". Мы их не выписываем, потому что они клонятся более к похвале математики и только мимоходом касаются приложенного к книге государственного герба и его атрибутов, но некоторые из стихотворений на герб замечательны, потому что высказывают убеждение о значении каждой части орла и входящих в государственный герб эмблем. Вот одно из таких стихотворений:

 "Тремя венцами орел восточный сияет, 
 Веру, надежду, любовь к Богу являет. 
 Криле простер, объемлет всего мира конца, 
 Север, юг, от востока аж до запада солнца 
 Простертыми крылами добре покрывает, 
 Скипетр заступления в покров простирает. 
 Скипетр в царствии крепость, являет честь, славу, 
 Свет содержит, Августа восприимет державу".

(Алфавит, собранный рифмами, сложенный от святых писаний и из древних речений. 1705 г)

Чтобы изложить подробно историю государственного герба, необходимо проследить историю каждой из составных его частей: 1) орла, 2) корон на нем и 3) надписей вокруг печати.

§ 60. 1) Орел. Орел в русском государственном гербе с конца XV в. был и до сих пор есть двуглавый черный орел. Эмблема эта остается неизменною. Изменялось положение крыльев орла. В Риме, напр., на колонне Антонина, он представлялся летящим (Petra Sancta. P. 398), а в печати Иоанна III видим его с опущенными крыльями (табл. VI, рис. 4) (СГГД. Т. 1.С. 347). Такая форма их оставалась без изменения до конца XVI в., затем орел с распущенными крыльями появляется на некоторых печатях Лжедимитрия (табл. XVI, рис. 2) (СГГД. Т. 2. С. 162), но в гербе времен царя Михаила Федоровича они опять спущены (Там же. Т. 3. С. 277). Наконец, с царствования Алексея Михайловича до настоящего времени орел остается с расправленными крыльями, все равно, притом представляется ли он парящим или на лету (табл. XVI, рис.3) (Там же. Т. 4. С. 253).

Форма хвоста, головы и ног орла сколько зависела от отделки печати, от большей или меньшей степени отчетливости чекана, столько и от того, в каком положении представлялся орел, т.е. летел ли он или парил. На печати Иоанна III главы орла были с закрытым клювом (Там же. Т. 4. С. 347), но уже на печати великого князя Василия Иоанновича клювы отверзты и из них выходит по язычку (Там же. С. 417). Форма эта осталась в гербе нашем до сих пор; но в изображениях на рисунках, сосудах и других неофициальных памятниках она изменялась до чрезвычайности. Вообще, мы должны заметить, что двуглавый орел употреблялся как украшение очень часто на изделиях, и потому вкус художника решал, как убрать любимую эмблему и какие придать ей атрибуты. В государственном гербе орел изображался без скипетра и державы до времен царя Михаила Федоровича (Филимонов Г. Д. Указ. соч. С. 21; табл. XIV; Рисунки). При нем стали их иногда придавать орлу, но прибавление это не считалось существенным и необходимым (Там же. С. 22). Потому оно иногда и опускалось, даже в начале царствования царя Алексея Михайловича. При этом государе окончательно сложился государственный герб, и каждая из входящих в него частей объяснена, а символы переведены на общепонятный язык. Скипетр и держава должны были означать: "Милостивейшаго государя, самодержца и обладателя" (Указ 1667 г. (№421). Именной; СГГД. Т. 4. С. 209).

Что касается до изображений, окружавших орла, то на многих памятниках ваяния XVI и XVII вв. он является не один; напротив, почти всегда он обставлен фигурами: льва, единорога, дракона и грифа. Что принадлежности эти нельзя считать одним простым и значения не имеющим украшением, плодом воображения художника, это доказывается неизменностью ее. Если и трудно найти положительное объяснение этих фигур, тем не менее можно с некоторого рода достоверностью утверждать, что значение их апокалипсическое. Под царским, напр., местом царя Иоанна Васильевича Грозного изображены, говоря словами одного рукописного сборника XVI в., "звери, а им три имени: лютой, лев, скимент (молодой лев, символ племени Иудина), второй зверь уена (гиена), третий орел, четвертый оскроган, пятый — оскроган же" (Древности Российского государства. М., 1851. Отд. 2. С. 106-107; Рис. 67-73). С другой стороны, однако, нельзя отказать означенным зверям и в историческом значении: к нам перешли они, без сомнения, из Византии, памятникам которой изображения эти не чужды. На древностях византийских, следовательно, и должно искать разгадки этих эмблем, которые, повторяем, не могли быть ни случайны, ни произвольны. Достаточно в этом случае обратить внимание на хранящийся в московской Оружейной палате налучник от саадака греческой работы. Стиль его в сравнении с памятниками того же происхождения не оставляет сомнения в древности этого саадака. На нем видим орла с четырьмя фигурами, держащими символы государственной власти, а именно: единорог держит скипетр, лев — меч, дракон — корону и гриф — державу. Число — четыре — в связи с означенными фигурами наводит на мысль, не представляли ли они четырех римских префектур, точно так, как в государе, поражающем дракона, художник мог изобразить победу Константина Святого над Максентием или Лицинием. Ближайшее знакомство с византийскими памятниками как вообще, так в этом случае в особенности может навести не на одно предположение и должно объяснить многое в отечественных древностях.

Несмотря на то, однако, что эмблемы эти издавна окружали орла, мысль поместить на крыльях его печати важнейшие области России, которые прежде составляли отдельные великие княжества и царства и, слившись с Россиею, должны были иметь представителей своих в гербе русском, — мысль эта не древняя. Неразделен с всероссийским гербом был герб Москвы. Настоящее его место есть в сердце русского орла как средоточие, из которого выросло Государство; но долго московский герб составлял только оборотную сторону всероссийского герба, а где нельзя было изобразить оборотную сторону, напр. на сосудах, там изображался один только орел, на приклеенных же к грамотам печатях московский герб помещался и на персях орла. Вообще только удобством соединения двух этих эмблем и необходимостью их разделения может быть объяснен произвол, который существовал в этом случае. Для примера достаточно указать на три грамоты, хранящиеся в Императорской Публичной библиотеке и утвержденные государственными печатями. (Они относятся к одному десятилетию и достойны внимания, ибо показывают, какая разница в печатях существовала по различию содержания актов и по тому, в каком виде они приложены: 1606 г. ноября 9 (по каталогу № 275 Публичн. библ.) дана царем Василием Ивановичем Ниловой пустоши грамота на земли. К акту этому привешена красновосковая печать на малиновом снурке, с одной стороны всадник в короне — московская печать, а с другой - двуглавый орел с надписью вокруг: Божиею милостью великий господарь царь и великий князь Василий Иванович всея Руси самодержец и многих господарств господарь и обладатель. А между тем к грамоте 1608 г. (№ 277) также царя Василия Иоанновича стряпчему Сытного дворца, на Белоозеро, приложена печать, на которой изображен двуглавый орел, на персях его московский герб; точно так, как 1617 г. августа 28 (№ 289) возная грамота путному ключнику Афанасию Родионову на имение утверждена печатью на черном воску, в средине орла московский герб — всадник на коне.

Сообразно изложенному началу, московский герб должен был соединиться с двуглавым орлом прежде всего на большой государственной печати, которая обыкновенно прикладывалась, а не привешивалась, тогда как малые печати были по большей части двусторонние, вислые. И действительно, на больших государственных печатях царей Иоанна Васильевича Грозного и Феодора Иоанновича герб московский изображен на особом щите посредине герба русского — всадник на коне влево (табл. XV, рис. 6) (СГГД. Т. 2. С. 101, 228), тогда как на малых печатях царей Феодора Иоанновича и Бориса Федоровича Годунова они разделены (Там же. С. 155).

На малой печати Дмитрия Самозванца (табл. XVI, рис. 2) соединены два эти изображения с тем только различием, что всадник едет вправо. Это одно могло бы доказать, что печать Лжедимитрия сделана за границею человеком, знавшим геральдику, по правилам которой все живые фигуры должны быть обращены вправо. О том же иностранном происхождении печати свидетельствуют корона над орлом, нисколько не великокняжеская, и надпись вокруг: Дмитр Ивановичь Боью милостую царевич Московски. Русский не вырезал бы так надписи, тем более что надписи на печатях у нас всегда делались славянским шрифтом, который тогда один и употреблялся, а на печати Лжедимитрия подпись сделана шрифтом, ближе подходящим к теперешнему гражданскому письму. Большая, впрочем, печать Самозванца вполне соответствует типу, русскими царями принятому и давностью утвержденному (СГГД. С. 162, 280).

При этом считаем нелишним заметить, что всадник на всех почти государственных печатях был обращен влево, на изделиях же, престолах, оружии и т.п. мы его встречаем иногда и вправо. Примета эта важна, ибо по ней можно изделия русские отличить от иностранных. Мастера наши, конечно, далеки были от знания западной геральдики, а случайность здесь допустить трудно. На предложение наше могут нам возразить тем, что как печать носилась на шее, то в оригинале всадник был обращен вправо и только в оттиске выходил влево; но как воротная печать никогда не составляла главного вида государственных печатей и употреблялась нечасто, так другие государственные печати не были назначены для ношения печатником на шее, почему к ним и не приделывалось ушка; следовательно, возражение это падает само сабою. Нам кажется непонятным желание применять к нашему государственному гербу, как и вообще к эмблемам в русских гербах, начала западной, нам чуждой геральдики. С XIV в. всадник в московском гербе, как и в литовских печатях, был обращен влево и остается в этом положении в течение шести столетий. Если оно и не соответствует правилам рыцарской геральдики, то давность стоит за твердость и неприкосновенность эмблемы, на которой так ярко отразились убеждения московских великих князей и государей всея России. Замечание это направлено против мнения тех иностранных писателей, которые укоряют русских в незнании геральдики и в доказательство того ссылаются на положение всадника в государственном гербе.

§ 62. Одежда всадника в московском гербе изменялась, смотря по тому, как на него смотрели: он был или в шишаке, если в нем видели воина, который колол копьем змия, или в Мономаховой короне, каким он изображен на печатях царя Михаила Федоровича, ибо представлял самого великого князя (СГГД. Т. 3. С. 277. На выходном листе Евангелия 1663 г., в изображении государственного герба, помещен портрет царя Алексея Михайловича в Мономаховой короне (табл. VII, рис. 3). Также в короне царской помещен он на заглавном листе книги Лазаря Барановича, в 1674 г. изданной: "Трубы на дни нарочитые праздников Господних, Богородичных" и пр), или же в короне княжеской на печатях царя Алексея Михайловича (табл. XVI, рис. 3): по объяснению этого государя на персях орла было изображение наследника (СГГД. Т. 4. С. 209, 253). Иногда, хотя и реже, всадник в государственном гербе представлялся с обнаженною головою (табл. VI, рис. 4). Неизменным остается положение его: он поражает дракона копьем. Художнику было предоставлено только изобразить большую или меньшую, так сказать, степень поражения: то копье только вонзилось в животное, то оно пронзило его, то змей как бы жалит коня в ногу, то конь давит дракона в самую грудь и т.д.

Епанча на всаднике всегда представляется развевающейся по воздуху и спадающею с плеча, ибо конь изображается на всем бегу. Грудь и ноги всадника в латах. На панцире обыкновенно нет никакого особенного знака, но в печати царя Михаила Федоровича (не под влиянием ли литовского герба?) на груди всадника виден белый крест (Там же. Т. 3. С. 277). Впрочем, он встречается редко.

§ 63. Кроме московского герба, на персях орла помещались и иные эмблемы, а именно: 1) на малой печати царя Иоанна Васильевича Грозного видим с одной стороны изображение единорога, а с другой — двуглавого орла, но без московского герба (На золотых монетах Иоанна Грозного орел изображался с обеих сторон, и в средине его был с одной стороны единорог, а с другой ездец) (табл. XV, рис. 1). Хотя и царь Иоанн Васильевич не считал единорога необходимою принадлежностью государственного герба, почему и не поместил его на большой своей печати (табл. XV, рис. 6), тем не менее фигура эта встречается еще на некоторых печатях царей Бориса Федоровича Годунова, Михаила Федоровича и Алексея Михайловича с тем только различием, что орел был с обеих сторон печати, а на персях его изображался с одной стороны всадник на коне, а с другой - единорог (Указ 1682 г. апр. 29 (№ 915). Именной).

Татищев (Татищев. Кн. 1, ч. 2. С. 550) утверждает, что единорог был собственным гербом Иоанна Грозного. Если слово герб в строгом смысле употреблено здесь и неправильно, тем не менее справедливо, что Грозный частную свою переписку, разно как акты неофициальные, печатал единорогом, напр. свои письма в Кирилло-Белозерский монастырь (грамоты, хранящиеся в Публичн. библ. отд. рук. № 250, 253 и др.). Значение единорога в царской печати, без сомнения, было символическое, объяснение которому должно искать в Священном Писании. Доказательством тому может служить серебряный ковш, найденный в 1730 г. на монетном дворе при разборе серебра, взятого от архиепископа Ростовского. Кругом этого ковша была подпись — имя Лжедимитрия с титулом, в средине, на дне, вместо обыкновенного орла единорог, а вокруг него подпись, взятая из псалма: "яко единорога святилище Твое на земли" (Татищев. Кн. 1, ч. 2. С. 550).

2) На малой царской печати Петра Великого на персях орла был помещен Андреевский крест, но и он удержался не долго на том месте, которое по всем правам принадлежало московскому гербу. В последствии времени Андреевский крест на цепи, этому ордену присвоенной, повешен вокруг щита с изображением московского герба. На означенной печати Петра Великого (табл. XVIII, рис. 3) по бокам орла видим буквы: Ц.I. В. К. П. А. П.В.Р., что могло означать: царя и великого князя Петра Алексеевича печать всея России.

3) Император Павел Петрович, став гроссмейстером мальтийских рыцарей ордена св. Иоанна Иерусалимского, изволил повелеть, чтобы московский герб был положен на крест, этому ордену усвоенный, и в таком виде изображен на персях двуглавого орла (Указ 1799 г. авг. 10 (№ 19074) ; авг. 19 (№ 19089). Именной), но в 1801 г. прибавление это снова уничтожено (Указ 1801 г. апр. 20 (№ 19850). Именной).

4) Образ Божией Матери помещался на груди орла, но не на печатях и не на официальных, вообще, изображениях государственного герба, а был атрибутом произвольным. Сколько нам известно, орел с этим изображением на персях встречается в первый раз в книге, изданной в 1705 г.: "Алфавит, собранный рифмами, сложенный от святых Писаний и из древних речений". После заглавного листа в начале книги изображен двуглавый орел, тремя коронами увенчанный и имеющий на персях образ Божией Матери с Предвечным Младенцем; с боков орла буквы: Б. М. В. Г. Ц. В. К. П. А. В. В. и М. и Б. Р. С. Значение их понятно: это титул царя Петра Алексеевича (Еще с большими украшениями, но также с образом Божией Матери, представлен государственный герб на Патерике, напечатанном в Киеве в 1806 г). Впрочем, художники не стеснялись выражать и иначе мысль о благословении и покровительстве свыше русскому орлу. Для образца указываем на заглавный лист в книге Лазаря Барановича (1674 г.): "Трубы на дни нарочитые праздников" и пр. Матерь Божия положила руки свои на главы орла, как бы благословляя их, а в сердце орла Дух Святой в виде голубя. Над главою Богоматери надпись: "Покрыла его, яко позна имя Мое". Вместо скипетра и державы орел держит в когтях два щита разных видов; и под ними стих (из 4-й гл. Кн. Песнь Песней): "Тысяща щитов висит на нем". Надписи, из св. Писания заимствованные, вполне объясняют, какую идею автор хотел осуществить в рисунке.

§ 64. Мысль поместить вокруг орла, герба всероссийского, печати прочих царств и великих княжеств, присоединенных в разное время к Москве, выразилась в первый раз в большой государственной печати царя Иоанна Васильевича Грозного, которую видим приложенною к грамоте Лжедмитрия 1605 г. ноября 5, с уведомлением Юрия Мнишка о благоуспешности всех дел его (СГГД. Т. 2. С. 227) (табл. XV, рис. 6). Идея эта могла родиться у нас при виде тех фигур, которых изображения встречаются на произведениях греческого искусства вокруг всадника на коне (см. выше), но вероятнее, что нововведением этим была обязана Россия знакомству с печатями Польши и Западной Европы. Действительно, если сравнить печать Иоанна Грозного с современной ей печатью польскою (Там же. С. 464), то нельзя не удостовериться, что форма надписей и расположение областных гербов представляют большое сходство. Как бы то ни было, печатями областей, помещенными вокруг государственной печати, должно было объяснить титул государя, здесь же написанный. Оттого изображены вокруг герба печати: Новгородского наместника, царств Казанского и Астраханского, Псковская, Смоленская, Тверская, Югорская, Пермская, Вятская, Болгарская, Новгорода Низовския земли и Черниговская. Подобно тому на царском серебряном троне, на царской посуде и других вещах позднейшего времени видим также вокруг государственного герба изображения областных печатей (Древности Российского государства. Отд. 2, № 79; Отд. 5, № 42). Но в государственной печати царя Алексея Михайловича эти мелкие печати стянулись в более общие, и соответственно государеву титулу были изображены с правой стороны три крепости, каждая особой архитектуры, и над ними буквы В. М. Б.: это представительницы Великой, Малой и Белой России; а с левой также три крепости и над ними буквы В.З. и С. — эмблемы восточных, западных и северных стран. В дополнение к тому был изображен под орлом знак отчича и дедича, который с обеих сторон охраняли вооруженные люди (СГГД. Т. 2. С. 209) (табл. XVI, рис. 3). По присоединении Малороссии к царству Московскому на печати, назначенной для печатания дел, до нее относившихся, под государственным орлом с атрибутами власти — скипетром и державою, — положена на столе гетманская булава. С правой ее стороны стоит, вероятно, сам гетман с крестом в руке, с другой стороны выступает какое-то важное лицо, держащее знамя. За ними следует несколько человек — все в малороссийских парадных костюмах. Некоторые из спутников гетмана и свидетелей возведения его в это звание указывают на царя, в московском гербе, давая тем как будто знать, что он дарует гетману власть (СГГД. Т. 4. С. 369).

Та же форма и те же изображения, какие мы видели на большой печати царя Алексея Михайловича, сохранились на больших государственных печатях царя Феодора Алексеевича и первых годов царствования Петра Великого. Гораздо полнее атрибуты в государственном гербе, приложенном к дневнику иностранца Корба, бывшего в России в конце XVII в.: на персях орла помещен московский герб, на правом крыле знамена киевское, новгородское и астраханское, а на левом — Владимирское, Казанское и Сибирское, а вокруг всего герба на особых щитках двадцать шесть других гербов областей и городов, упоминаемых в титуле русского царя, ему принадлежащих, равно как и тех областей, на которые Россия имела притязание (табл. XVII).

Помещенные у Корба на крыльях орла областные гербы в том же порядке перешли на императорскую печать Петра Великого: на одних печатях в особом ободочке, в других на крыльях орла поместились в отдельных щитах гербы главнейших городов, бывших столицами России, Киева, Новагорода и Владимира на Клязьме, и трех царств, присоединенных к Москве, — Казанского, Астраханского и Сибирского. Как печати первых, т.е. городов русских, увенчаны коронами императорскими и великокняжескими, так на гербах царств стоят короны этих стран (табл. XVIII, рис. 2 и 7).

Конечно, по мере увеличения пределов России должны были изменяться и гербы, окружающие двуглавого орла; гербы городов, прежних столиц княжеств, уступили место гербам отдельных царств и государств, присоединенных к России, и хотя их обыкновенное место было на крыльях орла, как Московского на персях его, тем не менее иногда делались попытки разместить их и иначе, но такие отступления от обычного порядка удерживались недолго. Для примера указываем на монету императрицы Екатерины II 1769 г.: на ней в средине представлен государственный герб, без изображения московского знамени, а по сторонам, в особых щитках, гербы московский, сибирский, казанский и астраханский (табл. XVI, рис. 7).

В настоящее время на правом крыле орла в государственном гербе помещаются три щита с гербами царств: Казанского, Астраханского и Сибирского, и на левом — царств Польского, Таврического и великого княжества Финляндского. В большой же государственной печати, сверх того, вокруг щита гербы всех прочих губерний и областей (Свод законов основных. Спб., 1842. Т. 1. Ст. 39).

Есть ли какая-нибудь практическая польза для науки от такого подробного изучения истории государственного герба? Имеет ли оно какое-нибудь отношение к археологии и не есть ли это плод простого любопытства? — может спросить нас кто-нибудь не близко знакомый с делом. Оставляя в стороне, что все родное, пережившее века, должно быть дорого и мило тому, кто любит свою Родину, кто чтет ее святыню, мы думаем, что ошибки, так часто делаемые у нас археологами при определении времени, к которому принадлежит тот или другой памятник, при отыскании места, которому он обязан своим существованием, отчасти происходят оттого, что археология наша не постановила еще твердых и непреложных правил, когда герб изображался так или иначе, в каких именно случаях и когда московская печать помещалась отдельно от двуглавого орла и когда они слились, когда он стал держать в пазноктях скипетр и державу, с какого времени начали его венчать тремя коронами и т.д. А знать все эти приметы необходимо, потому что государи наши и даже частные лица любили украшать домашнюю свою утварь, одежду, сбрую, оружие, пелены изображением орла. На вещах, особенно государевой казны, не мог не отразиться тип, который преобладал на печати того или другого правления и составлял ее отличительную черту; напр., единорога в государственном гербе, видим на секирах (в Оружейной палате хранящихся), а на оборотной их стороне повторен двуглавый орел, на персях его - ездец. Время, к которому памятник этот принадлежит, можно определить по означенной примете. Безусловно, нельзя секир этих приписывать царствованию Иоанна Грозного, у которого в печати единорог был поставлен один, а оборотная сторона двуглавого орла была без московского ездца. В позднейшие только царствования единорог помещен на персях орла в печати. Потому за недостатком других данных, которые могли бы противиться этому предположению, должно отнести секиры к концу XVI или началу XVII столетия. Это один пример, а подобные случаи могут встречаться археологу часто, и за неимением других более твердых и положительных свидетельств форма орла и его атрибуты дают верное средство дойти до истины.

Любовь к эмблеме орла была так велика, что для украшения ее ничего не жалели. Как часто на памятниках старины нашей вы видите вместо корон драгоценные камни, вместо московского герба чудное бурмицкое зерно, вместо державы - огромный лал, имеющий ее форму, и т.д. В этом отношении, конечно, давалась полная воля воображению художника, но основной тип того времени, когда изготовлялся орел, был неприкосновенен и всегда тверд. Обстоятельство это, повторяем, важно для определения эпохи, к которой должно отнести памятник; не менее важно другое обстоятельство, хотя кажущееся ничтожным, но могущее в некоторых случаях оказать немаловажную услугу при разыскании места, где сделана вещь. Мы говорим о том, в какую сторону обращен московский герб. По основному в геральдике правилу всякая живая фигура должна смотреть вправо, между тем у нас в гербе всадник на коне искони и всегда обращен в левую сторону, и, конечно, никакой русский художник без нужды не переменил бы такого его положения, а если на некоторых изделиях виден всадник, обращенный вправо, то можно наверное сказать, что это произведение не русского мастера, а сделанное за границею; напр., на железном кованом шишаке времен (как значится по описи) царя Феодора Иоанновича в двуглавом орле видим всадника направо, и действительно он оказывается "цесарского дела" (Древности Российского государства. Отд. 3, № 18). Выше было уже замечено о печати Лжедимитрия с такою же отличительною чертою. Подобных примеров много. Обращаем внимание на хранящийся в Оружейной палате царский серебряный трон и на изображение рыцаря поверх сидения: он в латах, на коне, также поражает дракона и обращен вправо. Фигура его не оставляет никакого повода сомневаться в иноземном происхождении этого замечательного памятника старины.

Не менее важна для науки история других принадлежностей русской государственной печати. Мы переходим к коронам.

§ 65. Короны. По общему правилу в государственном гербе помещается та корона, которою государь венчается на царство. Сообразно тому, корона Мономахова (табл. X, рис 6), завещанная Византиею русскому царю, — корона, которой и по преданию, и по значению ее при царском венчании оказывалось постоянное и особенное уважение, могла бы венчать русского орла. Но вместе с византийским гербом перешла к нам и корона, его венчавшая, и в первое время после принятия этого символа она подвергалась небольшим лишь изменениям. Вообще на печатях форма великокняжеской короны напоминает собою венцы, которые употребляются церковью нашею при совершении обряда бракосочетания.

На каждой из глав орла печати Иоанна III видим по такой зубчатой короне сперва о семи, а потом о пяти шипах (СГГД. Т. 1. С. 347, 417, 453) (табл.VI, рис. 4). В малых печатях царя Иоанна Васильевича Грозного и его ближайших преемников она состояла из трех листьев (Там же. Т. 2. С. 65) (табл. XV, рис. 1), а на большой государственной печати Грозного, окруженной областными гербами, возвышается одна великокняжеская корона (табл. XV, рис. 6), в которую всажен крест с надписями по сторонам: Ис.Хс. (Там же. С. 228) Корона эта такая же, какую видим на шлеме великого князя Александра Невского (Древности Российского государства. Отд. 3, № 5) (табл. X, рис. 1,2).

Три короны являются в первый раз на печати начала XVII столетия, правления Лжедимитрия. Мы уже заявили свое убеждение и доказательства, почему мы думаем, что печать эта сделана за границею мастером, не близко знакомым с Россиею. Две маленькие короны, покоющиеся на главах орла, совершенно такие же, какие на печати Иоанна IV Грозного, но корона средняя (табл. XVI. рис. 2), большая, есть королевская и прямо соответствует тому титулу Imperator, который принял и употреблял мнимый сын Иоанна. Но на другой, меньшей, печати того же лица вместо средней короны видим большой крест, который встречается иногда на памятниках XVI и XVII столетий.

Причина помещения креста на короне вполне объясняется образом воззрения православного государя на св. церковь. Высшее осенение эмблемы власти крестом есть идея не новая, и крест же возвышается на короне Мономаховой (табл. X, рис. 6). Еще яснее выразилась эта мысль на большой печати Иоанна Грозного: кроме креста на его короне в особом щите изображен еще другой крест, имеющий сбоку копье и палицу с надписью вокруг: "Древо дарует древнее достояние" (табл. XV, рис. 6). Выше была уже высказана нами и подтверждена фактами мысль, что в государственной печати ни одна черта не была произвольна и всякая в ней эмблема, всякая надпись была в полном соответствии с титулом, который носил государь и употреблял в тех или других случаях по стародавнему обычаю. Мы полагаем поэтому, что и помещение креста в гербе на печати Иоанна Грозного не может быть приписываемо ни случаю, ни произволу, а объясняется нововведением, сделанным в это царствование в государственном титуле, а именно: вместо прежнего выражения: "Божиею Милостью", Иоанн IV начинал свое царское именованье так: "Тройца пресущественная и пребожественная и преблагая, правоверующим в Тя истинным крестьяном дателю премудрости, преневедомый и пресветлый и крайний верх направи нас на истину Твою и настави нас на повеление Твое, да возглаголем о людех Твоих по воле Твоей! Сего убо Бога нашего, в Троицы славимаго, милостию и хотением и благоволением удержахом скифетр Российскаго царствия, мы великий государь и пр." Другая формула была кратче: "Милосердия ради милости Бога нашего, в них же посети нас восток свыше, во еже направите ноги наша на путь мирен, сего убо Бога нашего в Тройце славимаго милостию, мы и пр." (Наша статья: "О титуле русского государя" в Журнале М-ва нар. просвещения. 1847. № 10-11)

Неразрывно с тою же формою титула крест вместо средней короны перешел на большие государственные печати царей Феодора Иоанновича (СГГД. Т. 2. С. 101), Лжедимитрия (Там же. С. 280), у которого, кроме того, по сторонам креста надписи: Царь славы Ис. Хр. Ника, равно как на государственную печать начала царствования Михаила Федоровича (Российский царственный дом Романовых / Изд. Г.К.Фридебург. Спб., 1852. Вып. 6) (табл. XVI, рис. 1), но с 1625 г. велено было поместить вместо креста среднюю корону, и с этого года должно считать официальное введение в государственном гербе трех корон (СГГД. Т. 3. С. 277; от 1625 г., апр.: "Что у прежней нашей печати были промеж глав Орловых слова, и ныне у новые нашие печати слов нет, а над главами у орла Коруна" (ААЭ. Т. 3, № 162)).

Как при царе Алексее Михайловиче сложились и объяснены прочие части государственного герба, так и три короны, которые доныне венчают русского двуглавого орла, продолжали постоянно употребляться в царствование этого государя, с тем только, что форма их стала подходить ближе к шапке Мономаха (табл. XVI, рис. 3). Короны эти по выражению одного официального того времени памятника знаменуют "три великия: Казанское, Астраханское и Сибирское славныя царства, покоряющиеся богохранимой и высочайшей его царского величества, милостивейшаго нашего государя, державе и повелению" (СГГД. Т. 4. С. 209; Древняя российская вивлиофика. Т. 16. С. 118).

Те же короны остались без изменения и в последующие царствования до тех пор, пока Петр I не принял титула императора (табл. XVI, рис. 3). Тогда великокняжеские, царские, короны заменены тремя коронами императорскими, которые остаются в русском государственном гербе до настоящего времени (табл. XVIII, рис. 2, 3, 7).

Судя строго, по коронам должно бы узнавать, к какому времени относится тот или другой памятник, на котором осталось изображение этой любимой эмблемы, и иногда действительно может быть полезным знание, в какое царствование начали изображать над двуглавым орлом три короны, когда вместо средней короны употреблялся крест, какую он имел форму, и т.п. Знание всех этих примет важно даже для определения порядка, в котором следовали самые печати, в одно и то же царствование употреблявшиеся; напр., печати Петра Великого (табл. XVIII) отличаются одна короною великокняжескою (табл. XVIII, рис. 3), другая королевскою (рис. 2) и третья императорскою (рис. 7). Первые две должны быть старше последней, которая исправила ошибку, допущенную во второй.

На изделиях и вообще памятниках неофициальных короны имели форму самую разнообразную (табл. X, рис. 3, 4, 5), и так как в них нередко отражался стиль короны чужеземной известной эпохи, то мы думаем, что эта примета может в некоторых случаях, за недостатком других, более положительных, свидетельств, заслуживать некоторого вероятия и вести к довольно правильным предположениям о времени, когда, и о месте, где изделия изготовлены.

§ 66. 3) Надписи вокруг печати. В этом отношении всего менее перемены произошло в государственном гербе в сравнении с великокняжескою печатью. Выше было уже замечено, что самая печать была, в сущности, не иное что, как титул государя в эмблеме, которая в точности соответствовала пространству его власти и объему владений. Надпись вокруг печати объясняла, как это было и прежде, чья она, какие области подчиняются русскому государю, и вообще соответствовала его титулу. Поэтому как титул бывал или полный и пространный, или краткий и малый, так и надпись вокруг печати была или полная или сокращенная, и самые печати, сообразно тому, носили название большой и малой. Конечно, каждая из них прикладывалась к тем грамотам, где упоминался и соответственный царский титул. Иначе нарушался бы закон строгого соответствия между титулом государя в грамоте и на печати.

Каждое правление должно было по необходимости иметь свою печать, ибо изменялось имя государя, и если у вновь вступившего на престол царя несколько времени оставалась еще печать его предшественника, об этом помещалось в указе, который по тому случаю издавался. Но, кроме того, каждое увеличение титула государя не могло не повлечь за собою и переделки печати, о чем также извещалось во всеобщее сведение; так, в 1625 г. царь Михаил Федорович нашедши, "что на прежней печати государьское титло описано было не полно", и потому на новой печати прибавлено: "Самодержец ", равно как сделаны изменения в изображении герба, предписывает, чтобы разные грамоты, наказы, подорожние печатались новою печатью и уважались не иначе как в таком виде (ААЭ. Т. 3, № 162).

Михаил Федорович

Считая лишним приводить все надписи, или, иначе говоря, излагать историю титула русских государей (Ссылаемся на статью нашу о титуле государей русских в "Журнале М-ва нар. Просвещения". (1847. № 10-11)), мы остановимся здесь только на тех, в которых выразилась какая-нибудь отличительная черта.

На печати великого князя Иоанна Васильевича с той стороны, на которой изображен московский герб, надпись: Иоанн Божиею милостию государь всея Русси великий князь, а с другой, с изображением государственного герба, — великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский и Псковской, Тверской, Югорской, Вятский, Пермский и Болгарский (СГГД. Т. 1.С. 347, 448) (табл. VI, рис. 4).

У великого князя Иоанна IV надпись на малой печати была кратче: с одной стороны: "Иван Божиею милостию господарь всея Руси", а с другой: "Великий князь Володимерский, Московский, Новградьский и иных" (Там же. Т. 1. С. 453, 586; Т. 2. С. 65); но зато большая печать с изображениями гербов областей, к Москве присоединенных, носит на себе дополненный вследствие новых завоеваний титул царя русского: "Бога в Тройце славимаго милостию, великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси, Владимерский, Московский, Новгородцкий, царь Казанский, царь Астраханский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятцкий, Болгарский и иных государств и великий князь Новагорода Низовския земли, Черниговский" (Там же. Т. 2. С. 228) (табл. XV, рис. 6).

На малой печати царя Феодора Иоанновича титул несколько изменился: "Феодор Божиею милостию царь господарь всея Руси и великий князь Владимерский, Московский и Новогородский и Астраханский" (СГГД.Т. 1. С. 596); а в большой его печати помещены все без исключения владения, которые не были даже упомянуты в печати Иоанна Грозного, ибо присоединены к Москве после изготовления Иоанновой печати. Чтобы не приводить весь этот огромный титул, обращаем внимание на конец надписи: "...и всея Сибирские земли и северныя страны повелитель и многих земель государь и обладатель" (Там же. Т. 2. С. 101). Титул этот так обширен, что в три строки едва уместился вокруг обеих сторон государственной печати, носящей одно и то же изображение — двуглавого орла с гербом московским на персях.

Большая печать Лжедимитрия по надписи ничего замечательного не представляет (СГГД. Т. 2. С. 280); надпись же вокруг малой кратка и должна значить: "Дмитрий Иванович Божьею милостью царевич московский" (табл. XVI, рис. 2) (Там же. С. 162. На снимке печати (табл. XVI, рис. 2) сохранена орфография подлинника).

Любопытно бы знать, какую надпись носила земская печать, заменившая государственную во время междуцарствия и упоминаемая в грамоте, данной в 1613 г. боярину и воеводе князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому на отчину Вагу от российских архиереев и бояр (Выписываем конец этой замечательной грамоты: "А на большее утверждение дали есмя сию грамоту в Соборной и Апостольской церкви Пречистые Богородицы честного и славного ее Успения у чудотворного Ее образа Владимирского, еже написа божественный евангелист Лука и у многоцелебных чудотворных мощей московских чудотворец Петра и Ионы и руки свои есмя к той грамоте приписали и печать земскую привесили, что были крепко и стоятельно и непременно на веки". (Миллер Г.Ф. Известие о дворянах русских. Спб., 1790. Т. 3. С. 133.)).

Государи благословенного дома Романовых, в сущности, не изменили надписи вокруг своей печати. На малой печати царя Михаила Феодоровича, представляющей отдельно герб московский от двуглавого орла, вокруг первого изображения читаем: "Божиею милостию великий государь царь и великий князь Михаил Феодорович", а вокруг второго: "Всея Русии самодержец и многих господарств господарь и обладатель" (Там же. Т. 3. С. 277).

Вокруг печатей царей Алексея Михайловича и Феодора Алексеевича надписи удерживают тот же тип, но титул обобщается, и государь называет себя: "Царем и великим князем Великия, Малыя и Белыя России, стран восточных, западных и северных отчичем и дедичем, государем и обладателем" (Миллер Г.Ф. Указ. соч. Т. 4. С. 253, 369).

Впрочем, эти общие выражения, оставшиеся, в сущности, без изменения как в царствование государя великого князя Алексея Михайловича, так и в последующие правления, в подробностях изменялись с каждым новым приобретением, с каждою победою. В подтверждение приводим официальное описание печатей царя Алексея Михайловича с подробным означением того, в чем заключалось различие между ними.

Всех государственных печатей, оставшихся в Посольском приказе от времен царя Алексея Михайловича, было девять. Большая государственная серебряная печать, сделанная по Андрусовскому перемирию "с государским именованием и с короткими титлами". Такая же точно оловянная печать, которая впоследствии переделана на имя царя Феодора Алексеевича, пока новая печать не была сделана. Далее печать большая, с стебельком, серебряная, с полным титулом, но без выражения Белой России, а прибавлено: "Полоцкий, Витебский, Мстиславский". Такая же печать, но с прибавкою: "Литовский, Черниговский, Полоцкий, Витебский, Мстиславский". Еще печать, в которой в сравнении с первою нет "Белой России, Смоленского ", а прибавлено "Черниговский". На иной государственной серебряной же печати, большой, с стебельком, пропущено: "Великой, Малой, Белой России", равно как "Киевского и Смоленского", и, кроме того, в начале поставлено "Владимирский", а "Московский" после. Наконец, большая оловянная печать с полным титулом, в котором прибавлено: "Литовский, Волынский, Подольский, Полоцкий, Витебский, Мстиславский" (Указ 1682 г. апр. 29 (№ 915). Именной с боярским приговором. Ср.: Книгу, а в ней собрание, как в прошлых годех великие государи, цари и великие князи русские... писали в грамотах ко окрестным великим государям христианским и к мусульманским и какими печатьми грамоты печатны // Древняя российская вивлиофика. Т. 16. С. 86-119; Рукописи Царского. М., 1848. С. 652-653). Титулу, в котором выражался объем владений русского царя, изменявшихся в XVI и XVII столетиях так часто вследствие войн наших с Польшею, Швециею, Ливонию, вследствие новых приобретений на Востоке: царств Сибирского, Казанского и Астраханского — придавалось надлежащее значение, и в указе царя Алексея Михайловича 1667 г. (№ 421) о титуле царском и о государственной печати мысль о причине изменений этих выразилась во всей полноте. В этот (1667) год заключен Россиею Андрусовский договор, по которому к ней возвратились исконные ее вотчины — Малороссия и Смоленск, отторгнутые от русского скипетра в дни внутренних смут и войн с Польшею. Таким образом, плодом всех предыдущих завоеваний, всей предшествовавшей политики московской представляется следующая надпись на большой государственной печати царя Алексея Михайловича, равно как царей Иоанна и Петра Алексеевичей: "Божиею милостию мы, пресветлейший и державнейший великий государь и великий князь Петр Алексеевич всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец: Московский, Киевский, Владимерский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский и царь Сибирский, государь Псковский, великий князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятцкий, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода Низовские земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея северные страны повелитель, и государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских князей и иных многих государств и земель Восточных и Западных и Северных Отчичь и Дедичь и наследник и государь и обладатель" (табл. XVI, рис. 3). На рисунке, Корбом в его дневнике оставленном, всякое областное наименование олицетворено в гербе. Поэтому вы находите здесь и armes de pretention, гербы Иверский, Карталинский, Черкасский, Кабардинский и Свейский (табл. XVII).

Печати, сделанные после провозглашения Петра I императором, носят различные надписи: "Петр Алексеевич, царь и самодержец Всероссийский и всея северные страны повелитель" или: "Петр первый Божиею милостью царь и повелитель Всероссийский" (табл. XVIII, рис. 7) (Указ 1721 г. дек. 6 (№ 3864). Сенатский).

Затем в каждое царствование изменялась печать в той мере, в какой требовало того изменение титула и имени императора или императрицы (Указ 1725 г. фев. 17 (№4657). Сенатский; 1741 г. нояб. 25 (№8474). П. 12, 13; 1762 г. июня 28 (№ 11583). Сенатский; 1762 г. июля 3 (№ 11591). Сенатский. П. 4; 1799 г. авг. 19 (№ 19089). Именной). Но не раньше 1726 г. определено, в каком поле быть какому изображению в государственном гербе: указом этого года о приготовлении золотой государственной печати объяснено, чтобы орел с распростертыми крыльями был в желтом поле, а ездец в красном (Указ 1726 г. марта 11 (№ 4850). Сенатский).

§67. Ненарушимость печати. Печатники. Оберегатели государственной печати. Печатный приказ. Государственная печать, в определенной форме приложенная, свидетельствовала об утверждении того или другого распоряжения верховною властию, о даровании ею известных прав, и потому как, с одной стороны, форма печати, изображение и подписи на ней были тверды, как далее обычаем и законом было определено, к каким актам, когда, какая печать прилагается, так, с другой стороны, строгое наказание ждало каждого, кто незаконно воспользовался бы доверием, соединенным с государственною печатью, и подделал ее или приложил к актам, мимо узаконенных властей.

Уложение царя Алексея Михайловича установило смертную казнь для всякого, кто или подделает государственную печать, или, отняв печать от бумаги, к которой она приложена, перенесет ее на "воровская и нарядныя" грамоты (Уложение 1649 г. Гл. 4. Ст. 1-2). С одинаковою строгостью Петр I преследовал подделывателей государственной печати: их лишали живота и имения (Воинские артикулы 1716 г. марта 20 (№ 3006). Ст. 201; Морской устав. 1720 г. янв. 13 (№ 3485). Кн. 5, гл. 18. Ст. 136; Генер. реглам. 1720 г. февр. 28 (№ 3534). Гл. 13). Последующее законодательство наше видит в подделке государственной печати одно из тягчайших преступлений и наказывает его самыми строгими мерами, соображаясь, конечно, с степенью проявления в каждом частном случае преступной воли лица и со вредом, государству нанесенным (Свод законов уголовных. Т. 15 (Изд. 1842 г.). Ст.497, 498; Уголовное уложение 1845 г. Ст. 323). При таком уважении к государственной печати, которое ей по всем правам принадлежало, необходимо было лицо или учреждение, которое бы наблюдало за правильным приложением ее и вместе с тем охраняло ее неприкосновенность, сберегало ее. Для этой цели существовали в древней Руси печатники, а в последствии времени образовался Печатный приказ.

Первые известия о печатнике довольно древни и относятся к половине XIII столетия. Значение этого должностного лица объясняется тем, что в древней Руси великие князья сами не подписывали бумаг: они писались от имени великого князя, а печатник утверждал их печатью (Успенский Г.П. Опыт повествования о древностях русских. Харьков, 1811. Ч. 1. С. 162; ПСРЛ. Т. 2. С. 179-180), надпись на которой ясно свидетельствовала, чья она. Приложение такой печати считалось достаточным доказательством согласия великого князя на то или другое распоряжение. Выражение: "А сесь список велел есми подписати печатнику и печать свою приложил" (СГГД. Т. 1. С. 304-305, 416) обыкновенно в нашей древней официальной переписке. Очевидно, что к лицу печатника великий князь должен был питать неограниченное доверие, и потому тогда, когда должности на Руси еще не были строго разграничены, на печатника переносились нередко обязанности, ему чуждые, напр. великий князь поручал ему хранение своих сокровищ (В духовной грамоте вел. кн. Иоанна Васильевича читаем: "А те ларци стоят в моей казне у моего казначея.. да у моего печатника". (Там же. С. 399. Ср.: С. 547)). Вместе с другими государственными людьми и печатник призывался в. князем к совещанию в особенно важных случаях (Там же. С. 549. Ср.: ПСРЛ. Т. 2. С. 179), далее он принимал участие в военных действиях (Карамзин. Т. 4. С. 15) и т.п. Тем не менее главною его обязанностью оставалось прикладывать к разным грамотам, отпискам, судебным актам и др. бумагам печати и сбирать за это установленные пошлины (АИ. Т. 1, № 153. Ст. 42-44).

В печатники избирались лица изведанныя, по выражению знаменитого печатника Ордына-Нащокина (Терещенко А.В. Опыт обозрения жизни сановников, управлявших иностранными делами в России. Спб., 1837. Ч. 1. С. 60), правотою и разумом: личное доверие государя определяло выбор этого приближенного к нему лица. Поэтому в записке, составленной в начале XVII столетия (1610-1613), о царском дворе, церковном чиноначалии, придворных чинах пр. и было упомянуто, что "печать большую держит, кому государь пожалует велит" (АИ. Т. 2. С. 423). И действительно, в правление Дмитрия Иоанновича Донского был избран в великокняжеские духовники и печатники священник села Коломенского Митяй, отличавшийся умом, познаниями, красноречием и другими качествами (Карамзин. Т. 5. С. 30). Ему поручено было управление иностранными делами, а высшие должности в церковной иерархии и, наконец, сан митрополита были наградою за деятельность Митяя на этом поприще (Терещенко А.В. Указ. соч. Ч. 1. С. 3-4).

При великом князе Иоанне III печатником был Юрий Траханиот, родом грек, тот самый, который прислан был к нему от кардинала Виссариона с предложением руки Софии Фоминишны Палеолог. Он, оставшись в службе великокняжеской, неоднократно отправляем был с важными поручениями в качестве посла к цесарям Фридерику и Максимилиану I (Там же. С. 5).

Случаи, в которых требовалось приложение великокняжеской, царской, государственной печати были так разнообразны, что для деятельности печатника трудно положить пределы. Его участие было необходимо повсюду, но так как печатью же утверждались договоры с иностранными государями, то заведование посольскими делами составляло одну из главных обязанностей этого государственного лица. С расширением дипломатических сношений России являлась большая и большая потребность в приготовленных к занятию этого места лицах. Выбор падал обыкновенно на дьяков, людей, вполне преданных царю, бравшему их по большей части из низших классов общества, дьяков, отличавшихся своим образованием и способностями. Сидя в приказах, отправляясь в посольства при боярах, присутствуя при приеме иностранных послов русским двором, они приобретали практику, которая приготовляла их к знанию думных дьяков и печатников. Царь и бояре не пренебрегали советом этих опытных и испытанных людей. История наша пока молчит об Олмазе Иванове, Грамотине, о Лихачеве, о Щелкаловых и др. думных дьяках, которые тем не менее так успешно окончили не одну войну выгодным для России миром, сделали не одно улучшение в законодательстве и во внутреннем управлении отечества нашего. Настанет время, когда Россия с гордостью укажет на этих дельцов, на древних дипломатов московского двора.

При Иоанне IV печатником был Иван Михайлович Висковатой, за ним следовал Роман Васильевич Олферьев, но выше всех предыдущих были думные дьяки Андрей и Василий Яковлевичи Щелкаловы, которых встречаем на дипломатическом, государственном поприще в течение 60 лет при Иоанне Грозном, Феодоре Иоанновиче и Годунове. Читая дипломатические сношения России того времени, убеждаешься в значении, которое имел у нас в этих случаях печатник. Гонцы и послы прежде представления своего государю показывали грамоты печатнику, который опытным своим взглядом решал, в какой степени они соответствуют достоинству русского царя, правильно ли написан титул, "по пригожю ли и по прежнему обычаю" привешена печать (а не приклеена), и т.п. (Памятники дипломатических сношений древней России. Т. 2. С 25-27,284) Его голос должен был решить эти предварительные вопросы. Официальные свидетельства не оставляют никакого сомнения, что печатник иногда и сам вел иностранную переписку, конечно не по самым важным делам, и на его имя присылались ответы в Посольский приказ (Там же. С. 648). Кроме того, иностранные торговые люди и промыслы их были подведомы тому же лицу, печатнику (СГГД. Т. 2. С. 151-152).

Думный дьяк Андрей Щелкалов принимал деятельное участие в переговорах, которые царь Иоанн Васильевич Грозный вел с Даниею и Литвою. Самые чувствительные струны московской дипломатии были затронуты опровержениями, которые иностранные дворы представляли против притязаний русского царя, но печатник умел отстоять их и внушить иностранным послам уважение к русскому государю. Англичане, которым царь Иоанн Васильевич даровал огромные торговые привилегии в России, нашли себе в Щелкалове умного противника, понимавшего все невыгоды для русских торговых людей, от такого предпочтения проистекавшие. Не раз пытались англичане лишить царского доверия ненавистного для них Щелкалова, но все их происки были безуспешны. Царь, уважая его способности и опытность, в награду за его труды, даровал ему новый и лестный титул — ближнего дьяка, а по смерти Андрея Щелкалова (1595 г.) печатником назначен брат его, Василий Щелкалов, и не было ни одного важного в тогдашней России события, ни одного государственного предприятия, которое бы обошлось без участия этого замечательного человека; а заседая в Думе, Щелкалов своим значением и влиянием на дела много содействовал Борису Годунову в возведении его на престол. Опасения заставили Годунова удалить Щелкалова от дел; но Лжедимитрий, ссылаясь на Щелкаловых, будто бы они спасли его от ярости Годунова и подменили другим ребенком, вызвал Андрея Щелкалова к своему двору, возвратил его прежний сан и возвел в окольничьи (Терещенко А.В. Указ. соч. Ч. 1. С. 5-10).

По смерти Щелкалова посольскими делами управляли дьяки: Сутунов и Афонасий Власьев. Последний отличался гибким умом, и за услуги, оказанные Лжедимитрию при возведении его на русский престол, получил от него звание великого секретаря и надворного подскарбия: он принимал постоянное участие в государственных распоряжениях Лжедимитрия.

По убиении Самозванца (1606 г.) Власьев был сослан на воеводство в Уфу. При царе Василии Иоанновиче Шуйском делами Посольского приказа занимались: посольский дьяк Василий Телепнев, печатник и думный дьяк Федор Андросов, потом в товарищи к нему поступил посольский дьяк Федор Алексеевич Третьяков. Выше всех их был печатник при царе Михаиле Федоровиче Иван Тарасьевич Грамотин. Он пользовался преимуществом (как известно для происшедших от лиц небоярского звания важным) писаться вичем (АИ. Т. 3, № 185. С. 329; СГГД. Т. 2. С. 480, 483) и принимал участие как лицо действующее в приеме послов иностранных держав и переговорах с ними (АИ. Т. 3, № 182, 185; ААЭ. Т. 1, № 366). Но зависть очернила его в глазах государя: подкинуто было во дворец безымянное письмо, будто Грамотин носил волшебный перстень. Он был сослан в Алатырь (1619 г.), откуда вызван обратно к званию печатника в 1634 г. По смерти его (1635 г.) вступил в управление иностранными делами думный дьяк Михаил Данилов, а помощниками его были дьяки Матюшкин и Лихачев. Последний, достигнув звания думного дьяка в 1641 г., был утвержден в должности печатника и начальника Посольского приказа.

Федор Федорович Лихачев (АИ. Т. 3, №219, 239), кроме участия в дипломатических сношениях России с другими государствами, встречается в качестве докладчика на соборе, бывшем при царе Михаиле Федоровиче в 1642 г., для рассуждения о том, должно ли удержать за Россиею Азов или отдать его обратно туркам (СГГД. Т. 3. С. 378, 405. Ср.: Древняя российская вивлиофика. Т. 4. С. 247), и, кроме того, председательствовал в Новгородском приказе, где в последствии времени ту же должность занимал оберегатель государственной печати князь Василий Васильевич Голицын (ААЭ. Т. 3,№ 312,314, 318; Т. 4, №292; АИ. Т. 5, № 151. С. 254).

С увольнением Лихачева поступили на его место думный дьяк Григорий Львов, за ним Назар Иванович Чистой, подавший повод преступным своим корыстолюбием к мятежу в Москве, во время которого он и был умерщвлен (1648 г.). Преемником его был печатник Олмаз Иванов, пользовавшийся за познания и деятельность свою общим уважением (Терещенко А.В. Указ. соч. Ч. 1. С. 11-14).

Из списка лиц, занимавших у нас должность печатников, видно, с одной стороны, как разнообразны были их занятия и какое важное влияние имели они на ход государственных дел. При всем том непременною обязанностью печатника оставалось приложение государственной печати разной величины и в разных видах. Должность эта считалась необходимою и потому оставлена в проекте устава, при царе Феодоре Алексеевиче составленном, о служебном старшинстве бояр. В замечательном этом памятнике печатник определен так: "Он всегда нашего царского величества имеет на вые своей печать и дозирая печатает наши государские грамоты, чтобы в них не было ничего противно нашим царским законам" (Архив историко-юридических сведений, относящихся до России. М., 1850. Кн. 1, отд. 2. С. 33).

С расширением дипломатических сношений России образовался Посольский приказ. Так как под надзором и ведением его прилагалась государственная печать к разного рода трактатам и вообще дипломатическим бумагам, то в этом же присутственном месте были ведомы большая и малая государственные печати (Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 69). Но, кроме того, посольский же думный дьяк ведал Печатный приказ: в нем, собственно, прикладывалась государева печать к разного рода грамотам и отпискам, которые посылались в города Московского государства по царскому указу или по челобитью частных лиц. Естественно, что этому же месту был подведом и сбор пошлин за прикладывание печати по положению, подробно определенному законом. По выражению Котошихина, "бывает та печать у думнаго дьяка безпрестанно повешена на вороту и в дому; а вырезано на той печати орел двоеглавой, в середи царь на коне победил змия, около подпись царская титла самая короткая, а величиною та печать будет немного больше ефимка Любского кругом" (Там же. С. 90; Карамзин. Т. 5. Примеч. 54; "Того ради Митяй избран бысть извелением великаго князя во отъчество и в печатники, иже на себе ношаше печать князя великаго").

Со второй половины XVII столетия дипломатические сношения отечества нашего постоянно расширяются и касаются вопросов самых живых и важных. Может быть, для того, чтобы придать большее значение лицу, стоявшему во главе управления посольскими делами, или чтобы сравнять его с лицами, занимавшими ту же должность в иностранных государствах, русский царь ставит подле себя сберегателя царственныя большия печати и государственных посольских дел. Такой человек, как Афонасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин, не мог не оправдать царского выбора, и этот гениальный дипломат охранял выгоды России и политику двора московского много лет.

Переговоры его с Даниею и Швециею о пределах российских владений и о титуле, который должен принадлежать русскому царю: "Литовский и Белыя России и Повелитель Востока, Запада и Севера", обнаруживают в нем тонкого и вместе с тем твердого государственного человека, не отступавшего до последней крайности от притязаний, на законном праве основанных. Но незабвенны для каждого русского должны быть заслуги Ордына-Нащокина при заключении им Андрусовского с Польшею мира (1667 г.) : Русской державе возвращены были владения, принадлежавшие ей со времен Владимира Святого, — владения, без которых Россия не могла считать сердца своего, Москвы, обеспеченным от неприятельских нападений и за которые было пролито столько крови. Смоленское княжество, Северия, вся Украйна на восточной стороне Днепра, Киев с окрестностями и вся Малороссия округлили Россию и придали ей то могущество, которым она до тех пор не пользовалась. Сам царь Алексей Михайлович, успокоившись от внешней борьбы, начал заботиться о направлении огромных сил России к благой цели. Петр Великий довершил начатое мудрым его родителем.

Алексей Михайлович

Чин ближнего боярина и дворецкого был наградою для Ордына-Нащокина за его государственную деятельность, но клевета не пощадила и его. Нащокин удалился в Крыпецкий (близ Пскова) монастырь, откуда он, инок, еще раз был вызываем по случаю переговоров с Польшею о продолжении Андрусовского мира. Счастливый успех увенчал и это последнее дело его, по окончании которого он снова удалился в монастырь, где и предался своим обязанностям к Богу и церкви. Но и здесь царь советовался с ним нередко о политических делах.

В 1680 г. скончался этот замечательный человек, и бюст его, поставленный на фронтоне Оружейной палаты, свидетельствует об уважении, которым почтили его соотечественники (Терещенко А.В. Указ. соч. Ч. 1. С. 27-68).

Когда Ордын-Нащокин уклонился от службы, в преемники ему избран Артамон Сергеевич Матвеев с тем же титулом, который был пожалован его предшественнику. Молодость свою Матвеев провел при дворе и в военной службе. Особенно отличился он при переговорах с запорожским гетманом Хмельницким (1653 г.), и по изъявлении Малороссиею желания присоединиться к державе великого царя русского, Матвеев был отправлен в Чигирин, столицу малороссийских казаков, с объявлением, что царь соизволяет на просьбу Малороссии и ее гетмана. Это, можно сказать, было началом дипломатического поприща Матвеева, но не менее удачно действовал он и мечом против поляков, не желавших без боя уступить нам Украйну. По ближайшему знакомству его с делами Малороссии, ему поручен в управление Малороссийский приказ. Быстрое возвышение его в 1671 г. в думные дворяне доказывает, в какой мере царь был доволен его деятельностью. В это-то время он назначен в должность оберегателя царския большия печати с поручением управлять Посольским приказом, который при нем переименован в Государственный приказ посольской печати. Тогда открылось для Матвеева широкое поприще государственной деятельности, на котором он неоднократно имел случай оправдать доверие к нему царя и отстоять честь и достоинство русского имени. Дипломатические сношения с Польшею и Швециею укрепили прежде заключенные с ними договоры и упрочили неприкосновенность отечества нашего с этой стороны, а договор с черкесским князем Касбулатом Муцаловичем послужил к охранению южных пределов России от грабежей крымских татар. Кроме того, Матвеев с пользою управлял обширнейшим Новгородским приказом и во всех подведомственных этому учреждению областях и городах возбуждал промышленность и торговлю.

Заслуги Матвеева были награждены в 1672 г. званием окольничего, а в 1674 г. он почтен чином боярина и дворецкого с титулом Серпуховского наместника; но с кончиною царя Алексея Михайловича изменилось положение и Матвеева: его обвинили в любостяжании, волшебстве и чернокнижничестве. Вследствие того он удален от двора и послан на воеводство в Верхотурье, но на дороге остановлен и отправлен в ссылку в Пустозерск. Здесь он подвергался бесчисленным лишениям и оскорблениям, и хотя ему суждено было услышать о своем возвращении в Москву в последние дни правления царя Феодора, но и возвращение его было как будто необходимо только для того, чтобы смертью запечатлеть свою преданность России и ее государям. В 1682 г. он убит во время мятежа стрельцов, защищая царицу от бунтовщиков. Таким образом, всю жизнь, до последней минуты, Матвеева одушевляло исполнение священного долга (Биография Матвеева, довольно подробная, но, к сожалению, без должной оценки его дипломатического поприща, написана покойным Малиновским и напечатана в 7-м томе трудов и летописей Московского общества истории и древностей российских (1837. С. 57). Полнее у Терещенко. (Ч. 1. С. 71-120. Ср.: Львов П.Ю. Боярин Матвеев. Спб., 1815)).

Преемником его был ближний боярин и наместник Обдорский Василий Семенович Волынский; но во время стрелецкого бунта он отказался от управления Посольским приказом. Уезжая, он тогда же возвратил носимую им на шее царскую серебряную печать. Она доднесь хранится в Главном московском архиве Министерства иностранных дел. На лицевой стороне ее изображен воин на коне, пронзающий копнем дракона, и вокруг надпись: "Божиею милостию великий государь, царь и великий князь Феодор Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец и многих господарств государь и обладатель". Оборотная сторона печати гладкая (Летописи и труды Моск. о-ва истории и древностей российских. Т. 7. С. 67; Терещенко А.В. Указ. соч. Ч. 1. С. 123-130).

В 1682 г. ближний боярин князь Василий Васильевич Голицын пожалован в сан: "Царственныя большия печати и государственных великих дел оберегателя" (СГГД. Т. 4. С. 164). Молодость свою он провел, подобно Матвееву, на военном поприще в действиях против запорожцев и поляков. Ему же было поручено царем Феодором Алексеевичем войти в подробное рассмотрение состояния русского войска и найти средства для того, чтобы оно в нужде могло действовать успешнее. Князь Василий Васильевич донес, что этого усовершенствования можно достигнуть не иначе как с уничтожением местничества. Высший совет духовенства и бояр, убедясь, согласно воле царя, во вреде, от местничества проистекавшем, решил сжечь "случаи с месты, чтобы у всяких дел быть всем меж себя без мест". Событие это важно в истории геральдики нашей как начало, когда выезжие роды, вместе со своими родословными, стали представлять и доказательства о том, что им издавна принадлежат известные гербы: в наведении справок, описании и утверждении гербов видно особенное участие князя Василия Васильевича Голицына.

По смерти царя Феодора Алексеевича правительница России София Алексеевна пожаловала князя Голицына, как ближайшего к ней человека, в сберегатели государственной печати, и в течение семи лет он был высшим сановником в государстве. Не обинуясь, можно сказать, что все распоряжения, усовершенствования и нововведения, сделанные у нас в эту эпоху, или задуманы или исполнены им (Биография кн. В.В.Голицына написана покойным Малиновским в 7-м т. Летописей и трудов Моск. о-ва истории и древностей российских. С. 68-85; СГГД, Т. 4. С. 519; Временник Моск. о-ва истории и древностей российских. Т. 5. Смесь. С. 1-10; Древняя российская вивлиофика. Т. 17. С. 208-209; Терещенко А.В. Указ. соч. Ч. 1. С. 131-178). Ряд трактатов с соседними державами служит доказательством политических сведений Голицына, но, к сожалению, имя его помрачается, с одной стороны, отзывом современников о приверженности, оказанной им к Швеции, которая в бедственные времена отторгла от России Лифляндию, Ингрию и Карелию со всеми городами и портами в Балтийском море, с другой — действиями его вместе с великою княжною Софьей Алексеевною против Петра, равно как походом князя Голицына на поляков, походом, за который так щедро награжден сам сберегатель государственной печати и его сподвижники. Неудачный поход на Крым и подозрение в участии в заговоре Шакловитого совершенно уронили князя Василия Васильевича Голицына в глазах царя Петра Алексеевича. Он был лишен "чести боярства", сослан в ссылку, а "поместья и вотчины и дворы московские и животы описаны и розданы в раздачу".

На этом оберегателе государственной печати должна остановиться история печатников как людей, соединявших в своем лице с большим знанием дела и изведанною опытностью огромное влияние на внешние и на внутренние дела России. При Петре Великом прежний порядок вещей изменен и в этом отношении. Древний Посольский приказ переименован в Посольскую канцелярию, президентом которой назначен граф Феодор Алексеевич Головин (Терещенко А.В. Указ. соч. Ч. 1. С. 182 и след). Печатному же приказу было вверено, с одной стороны, печатание грамот, указов и разного рода отписок, а с другой — сбор за приложение печати определенных пошлин. Обязанность эта оставалась за Печатным приказом, несмотря на все изменения в лицах и значения печатников, и в Уложении царя Алексея Михайловича, с особенною подробностью, обозначены случаи, когда приложение печати необходимо и какие за это назначены сборы (Уложение. Гл. XVIII. Ст. 6, 8, 9, 46, 54, 70-71). Если в разное время и по различным случайным обстоятельствам были делаемы изъятия в пользу грамот, исходивших из приказов Земского (Указ 1676 г. окт. 22 (№ 665). Именной), из приказной избы города Ярослава (Указ 1692 г. июля 18 (№ 1444). Именной), для которой было велено изготовить особую печать с гербом ярославским, из приказов Сибирских и вообще по делам, до Сибирского царства касавшимся (Указ 1696 г. дек. 9 (№ 1559). Именной), если далее было разрешено бурмистрам и Ратуше иметь особые печати и прикладывать их к бумагам, а именно: первым с изображением весов (Указ 1699 г. сент. 1 (№ 1696). Именной), а второй, т.е. Ратуше, "весов из облака в держащей руке, да зрительного ока", а кругом надписи: "правда, на нюже око державствующаго зрит" (Указ 1699 г. нояб. 17 (№ 1719). Именной); то это не более как случайные изъятия, нисколько не изменявшие общего правила, которого сила и восстановлена Петром Великим. В 1699 г. царь повелел отобрать печати из приказов, а всякие крепости, акты и другие бумаги, выдаваемые из присутственных мест частным лицам, не печатать ни в каком приказе, кроме Печатного. Таким образом, весь сбор печатных пошлин сосредоточивался в одном Печатном приказе, а он-то именно и представлял государю о недоборе печатных пошлин против прежнего и об ущербе, вследствие того для государства происшедшем (Указ 1699 г. дек. 5 (№ 1722). Именной).

Из городов пошлины этого рода также присылаемы были в Печатный приказ, и он представлял от себя отчет по установленному порядку (Указ 1699 г. дек. 5 (№ 1728). Именной).

По учреждении Петром Великим Коллегий и Сената, государственную печать повелено хранить в Сенате "у особаго человека", а пошлины за приложение ее сбирать в тех же местах и тем же лицам, которые сбирают их с других дел (Указ 1718 г. дек. 10 (№3252)). Затем велено, по Генеральному Регламенту, иметь в Коллегиях особые печати с изображением царского герба и с надписанием звания каждой Коллегии. В последствии времени то же правило распространено на другие правительственные и судебные места губернские, с тем только различием, что на последних печатях дожен быть изображаем не государственный, а городской герб (Указ 1724 г. авг. 10 (№4552)). Такими печатями печатались дела каждой Коллегии и о хранении печати предписаны Регламентом особые твердые правила (Указ 1720 г. февр. 28 (№ 3534). Гл. 13; Указ 1724 г. авг. 10 (№4552). Сенатский); но указы и промемории, которые исходили из Коллегии, могли быть отправляемы не иначе как за печатью, которая хранилась в Печатном приказе (Указ 1821 г. мая 22 (№ 3789). Сенатский. Ср.: Указ 1747 г. апр. 2 (№9388). Сенатский), а с 1723 г. в Печатной конторе. Сюда же по-прежнему (Указ 1723 г. нояб. 12 (№ 4359). Сенатский. Ср.: Указ 1730 г. нояб. 26 (№5649). Сенатский) стекались из провинций все счеты о печатных пошлинах (Указ 1734 г. окт. 4 (№ 6633). Сенатский; Указ 1735 г. июля 11 (№ 6769). Сенатский). Печать эта была золотая (Печать была золотая, ибо стальная от мокроты ржавела. Указ 1732 г. февр. 28 (№5967)), с государственным гербом, и вокруг титул краткий (при императрице Екатерине I: "Божиею милостию Екатерина императрица и самодержица Всероссийская") (Указ 1726 г. марта 11 (№1850). Сенатский. Ср.: Указ 1732 г. июня 21 (№ 6101). Сенатский; Указ 1732 г. февр. 28 (№ 5967). Сенатский).

В царствование императрицы Екатерины II печатные конторы, одна в Москве, а другая при Сенате в Санкт-Петербурге, уничтожены, ибо усмотрено, что приложение печати не самими присутственными местами, где дело производится, причиняло только напрасную проволочку. Сделать эту перемену было тем возможнее, что в других городах, где не было печатных контор, тем не менее прикладывались печати и сбирались за то пошлины. По этим уважениям велено было каждому присутственному месту посылать указы, выдавать копии и т.п. за своими печатями и сбирать за то пошлины, дела же печатных контор, для хранения и для справок, велено сдать в Государственный архив (Манифест 1763 г. дек. 15 (№ 11989). П. 18).

Введенный таким образом порядок, т.е. что государственные учреждения и все присутственные места имеют свои особые печати и что в печатях первых изображается государственный герб, а вторых — губернские гербы тех губерний, в которых они учреждены, остается без изменения до настоящего времени; государственная же печать хранится ныне в Министерстве иностранных дел.

§ 68. Частные печати государей и гербы в печатях членов государева семейства. Сравнивая печати на различных памятниках древней нашей письменности, исследователь доходит до убеждения, что государственная печать прикладывалась только к бумагам государственным и вообще официальным, другие же отписки, разного рода письма, наставления и иные бумаги, от лица государя исходившие, утверждались его частного перстневою печатью. Такое различие было существенным. В доказательство считаем достаточным привести следующие примеры из времен царских, когда, следовательно, государственный герб стал принимать твердую геральдическую форму. Примеры эти мы заимствуем из неизданных грамот, в Императорской Публичной библиотеке хранящихся. На грамоте Иоанна IV (1581 г. № рукописей 250) в Ростов о сборе податей с сельца Юрцова приклеена печать черного воска, с изображением обращенного влево единорога с поднятым хвостом. Другая, также частная, печать царя с изображением, которое трудно разобрать, сохранилась на грамоте того же государя в Кириллов монастырь о богослужении 1584 г. (№253).

Александр I

Обстоятельство это, т.е. что к грамоте приложена не государственная печать, означалось иногда в самой отписке; так, два послания царя Иоанна Васильевича 1584 г. в Кирилло-Белозерский монастырь, в которых государь просит, чтобы братия "соборне и по кельям" молилась Богу о прощении его грехов и "об избавлении от недуга смертнаго", оканчиваются выражением: "А сю есмя грамоту печатал своим перстьнем" (АИ. Т. 1, № 214; Амвросий. Указ. соч. Т. 4. С. 479-481).

Далее, на сохранившейся от 1636 г. июня 23 подлинной грамоте царя Михаила Феодоровича строителю Павловского монастыря о беспорядках в монастыре видна черновосковая печать, также с изображением единорога и надписью. Последняя, к сожалению, оттиснулась не вся, но по оставшимся буквам можно догадываться, что на ней было написано: Господарь, вероятно, краткий титул царя.

Чем объяснить такое предпочтение, единорогу оказываемое? Изображение его заменяло у нас иногда (как мы это уже видели выше) московский герб в государственной печати времен Грозного (на печати 1571 г.), на печати Большого дворца при царе Михаиле Федоровиче, на золотых монетах Иоанна IV и Феодора Иоанновича, равно как на золотой и серебряных монетах Дмитрия Самозванца и даже на печати и монетах царя Алексея Михайловича, хотя на оборотной стороне повторялся нередко тот же орел с гербом московским (Указ 1682 г. апр. 20 (№ 915); Долгоруков П.В. Описание неизданных русских монет//Зап. Имп. археол. о-ва. Т. 3. С. 46-48). Единорог был вообще одним из любимых зверей, которых избирали художники для украшений, для эмблем. Нередко изображался он вместе со львом. Они встречаются на державе Мономаховой, на древних царских саадаках и топорах, на тронах, седлах, оконных наличниках и т.п. (Тромонин К. Я. Указ. соч. М., 1815. С. 36; Древности Российского государства. Отд. 4. С. 114) Цари наши, проникнутые идеями библейскими, не хотели ли представить в символическом образе своих побед, руководствуясь изречениями псалма 91: "И вознесется яко единорога рог мой" и Апокал. (V. 5) : "Се победил есть лев" (Снегирев И. М.//Моск. ведомости. 1853. № 69. С. 707).

У Петра Великого было также несколько частных печатей, для личной, кабинетной переписки назначенных. Первою по времени печатью этого рода считается хранившаяся прежде в Императорской Академии наук и ныне находящаяся в Эрмитаже. Это перстень, сделанный из золота, украшенный черною эмалью и превосходным четырехугольным смарагдом, на котором изображен Петр Великий в полном царском одеянии: в короне, со скипетром и державою, а вокруг надпись: "Царь и Великий Князь Петр Алексеевич всея России" (табл. XVIII, рис. 5). Царь представлен сидящим на невысоком кресле и ногою упирается на скамеечку. Судя по лицу, видно, что он изображен в юношеском возрасте, и потому должно полагать, что печать эта сделана вскоре после восшествия Петра на престол.

Печать с этим изображением, во всяком случае, старше другой, также частной, кабинетной печати Петра Великого, которою он печатал письма к членам царской фамилии и другим знатным лицам. Не знаешь, что в ней выше: красота ли изображения или та идея, которую художник (По изустному преданию, печать эта была вырезана самим Петром Великим. Между тем в Московской Оружейной Палате сохранились попоны, которыми были покрыты лошади, подведенные государю в подарок от Меньшикова, и на попонах этих вышита та же эмблема, как и на описываемой печати. Кому принадлежит идея, так верно выполненная?) хотел осуществить. Россия — Империя, представленная в виде благообразной жены с ниспадающими на плечи волосами, стоит в порфире, подбитой горностаем, и закована в латы. На главе у нее корона, в правой руке скипетр, в левой держава. Все части этого прелестного бюста окончательно отделаны; остается в грубом виде одна только нога, которую венценосный художник и работник, сам царь, в порфире и короне, отделывает молотом с большим усилием. Все это действие происходит на берегу Невы, по которой плывет заморский корабль, а с правой стороны возвышается храм славы, на котором сидит сова, — символ прозорливости и мудрости. При помощи Бога (Adjuvante Jehova) густые облака невежества рассеиваются от лучей просвещения, и заботы царственного труженика увенчаны успехом (табл. XVIII, рис. 6) (Тромонин К.Я. Очерки лучших произведений живописи, гравирования, ваяния и зодчества. М., 1839. Т. 1. С. 74).

То же начало, т.е. что печатью с государственным гербом запечатывались одни официальные бумаги, должно было определить: кто из членов государева дома мог иметь право на государственный герб? Сын его, наследник престола, и супруга царя. Как первый, обыкновенно в юности еще, начинал принимать участие в государственных распоряжениях своего родителя, как имя его нередко помещалось в указах рядом с именем царя, так и супруга государя необходимо разделяла права царя на герб. Сравните для образца печати сыновей великого князя Иоанна III Василия Ивановича, преемника своего родителя, и брата его Юрия Ивановича на договорной их грамоте 1504 г. У первого из них точно такая же печать, как у великого князя Иоанна III, т.е. с одной стороны орел, а с другой — всадник на коне, и вокруг надпись "Князь великий Василий Ивановичь ", а у второго видим изображение воина, который колет копьем львиную голову, между тем как собака бросается на нее. Вокруг этого эмблематического изображения надпись: "Князь Юрий Ивановичь сын Великого Князя" (СГГД. Т. 1.С. 347).

Что касается до печатей цариц и великих княгинь, то достаточно указать на сохранившуюся в Оружейной палате печать: она неправильно продолговатой формы, имеет изображение двуглавого орла, двумя коронами венчанного (без московского герба), а вокруг надпись: "Царицы и Великия Княгини Марьи печать " (табл. XVIII, рис. 4). Она приписывается второй супруге царя Иоанна Васильевича Грозного Марии Темрюковне. На печати Марины Мнишек, жены Лжедимитрия (как можно заключить из того, что печать эта находится под ее отпискою), двуглавый орел коронован двумя коронами, а на персях его, вместо московского герба, изображение цветка, вроде лилии (СГТД. Т. 2. С. 270) (табл. XVI, рис. 4).

У прочих лиц государева дома печати были именные или с изображениями святых, по имени которых они назывались, или, наконец, с избранными эмблемами и камеями.

По учреждению об императорской фамилии государя императора Павла Петровича, наследник престола и все пользующиеся титулом императорских высочеств имеют государственный герб, принадлежащий императорской фамилии со всеми его знаками; а пользующиеся титулом князей и княжен крови императорской не имеют на персях орла — знака московского герба. Наконец, великие княжны и княжны крови императорской, вступившие в замужество за иностранных принцев, могут присоединять к гербу своих супругов принадлежащий им по праву рождения герб Российский, чем самым пользуются и потомки их невозбранно (Указ 1797 г. апр. 5 (№ 17906). П. 41-42).