Новости   Библиотека   Карта сайта   Ссылки   О сайте  






предыдущая главасодержаниеследующая глава

Часть четвертая. Гербы русских дворянских родов

Глава четырнадцатая. Древность и состав русского дворянства. История дарования ему гербов

§ 76. Как западноевропейские гербы объяснены нами историею дворянства, которое употребляло эти родовые знаки отличия, как история рыцарства в его постепенном развитии сделала понятною эмблемы и атрибуты, в рыцарские гербы вошедшие, так и русская геральдика не будет ясна без истории дворянства русского, которого основы совсем иные в сравнении с дворянством рыцарским. Коснуться здесь этого предмета тем важнее и занимательнее, что этим путем только можно дойти до определения времени, с которого гербы вошли у нас во всеобщее употребление. Если, впрочем, время это не отдалено от нас десятками столетий, то из такого явления никак нельзя вынести заключения, будто дворянство наше ново. Противное тому говорят обыкновенно иностранцы, ищущие у нас рыцарства, забывая, что оно не могло быть без феодализма, точно так, как последнее условливалось завоеванием и поселением германских народов на завоеванной почве. Не находя у нас того, чего ищут, потому что искомого не было и не могло быть в России, иностранцы из этого одного делают вывод о недревности нашего дворянства. Всякий русский, знающий историю своего отечества, конечно, понимает, как несправедлив этот упрек; тем не менее предубеждение это существует, повторяется, и мы не считаем лишним представить в опровержение его несколько доводов, не упуская при этом из виду нашей главной цели.

Выше не раз уже была высказываема нами мысль, что различие эмблем, в гербах наших употребляемых, легко объясняется различием происхождения русских дворянских родов, принесших с собою свои гербы или избравших их себе в России в соответствии с тем, откуда они выехали на службу русскому царю, равно как заслугами дворян русских на разных поприщах. Поэтому, говоря о древности русского дворянства, мы должны коснуться другой стороны того же вопроса, т.е. состава, истории и окончательного образования благородного у нас сословия.

В смысле западноевропейском, к древнему дворянству могут быть причислены те только дворяне, которых предки участвовали в покорении страны, где введен был феодализм, те дворяне, которым дарованы права рыцарские и баронские. Роды, от лиц этих происшедшие, считаются самыми почетными по правам господства и преобладания, которые принадлежали им в отношении к их вассалам. Что касается до древности, то первенство остается ныне за сохранившимися в Италии немногими родами, доказавшими свое происхождение по прямой линии от римских патрициев. Затем в Западной рыцарской Европе Англия укажет дворянские роды, которых начало теряется в эпохе Вильгельма Завоевателя, Франция — роды, идущие со времен крестовых походов, и т.д. Таким образом, древность происхождения и самостоятельное обладание недвижимою собственностью считаются на Западе необходимыми принадлежностями и доказательствами благородства. Принадлежат ли качества эти нашему дворянству?

Во избежание упрека в произвольных догадках о славянах в т.н. доисторические времена, мы не будем вдаваться в подробности о тогдашнем быте наших предков и о тех слоях, которые с течением времени должны были составить первоначальную основу нашего дворянства; заметим только, что и в то время, когда у славян преобладала родовая стихия, у них были свои князья, старшины, вожди, роды которых не могли исчезнуть с прибытием к нам трех братьев-норманнов. Вместе с тем от последних, в их бесконечном раздроблении, пошло многое множество княжеских и дворянских фамилий, из которых иные уже вымерли, а другие процветают доныне. С течением времени к этим двум коренным и основным стихиям прибавились новые, пока из них не сложилось одно целое с твердым устройством и управлением.

Какого происхождения был Рюрик, история молчит, хотя трудно предположить, чтобы на вызов страны и союзных племен "княжить и володеть ими" пошли лица, не отличавшиеся благородством происхождения. В царствование Иоанна Грозного, который свои притязания на титул основывал на том, что "Великих Государей царей Российских корень изыде от превысочайшего цесарского престола, от прекрасноцветущего и пресветлого корени Августа Кесаря, обладающего Вселенною" (ААЭ. Т. 2, № 7. С. 17; Там же. № 44. С. 101; СГГД. Т. 1. С. 599, 602; Там же. Т. 2. С. 299, 303; Карамзин. Т. 9. С. 31; Примеч. 414), образовалась о происхождении Рюрика легенда, которая вошла в родословные книги. Вот она: в то время, когда воплотился Господь наш Иисус Христос, римский император Август, обладавший всею Вселенною, разделил ее "в содержание" братьям своим. Брата своего Пруса он поставил на берег Вислы, в города "Мадборок (Магдебург), Турун (Торн), Хвойницы, преславный Гданеск (Данциг) "и в другие города по течению реки Немана, и по имени владетеля земли этой она до сих пор именуется Пруссиею. В четырнадцатом колене от Пруса был Рюрик. В то же время жил в Новегороде старейшина, именем Гостомысл; умирая, он посоветовал новгородцам послать мудрых мужей в Прусскую землю и призвать оттуда князей. На зов этот пришли из Пруссии три брата от рода римского царя Августа (Родословная книга князей и дворян российских... известна под названием Бархатной книги... М., 1787. Т. 1. С. 11-12).

Несомненно, во всяком случае (таков результат науки в настоящее время), что пришедшие к нам "с роды своими" три брата от варяго-руссов были норманны. Следовательно, если бы необходимо было доказательство, для Западной Европы доступное, то мнение ее о нашем дворянстве опровергается тем, что происхождение наших княжеских и древнейших дворянских родов то же, какое и рыцарского дворянства, и восходит до половины IX столетия; следовательно, нисколько не моложе тех, которыми гордятся Франция и Англия. Что же касается до корня, от которого пошли наши князья, то смеем заметить, что Вильгельм Завоеватель и другие норманны, ходившие на добычу с мечом в руках, были не более как искатели приключений, нападавшие на ту или другую землю, проникавшие по течению рек во внутренность земель, которые они и обращали в свою собственность. Это были бездомные и безземельные витязи, ходившие искать себе приюта в далеких странах, вверявшие себя и дружины свои изменчивым волнам морей. Туземцы покорялись силе пришлецов и, взамен своей прежней независимости, своего народного устройства, получали право на известное, не всегда одинаковое, количество земли, а их отношение к новым обладателям мало чем отличалось от обыкновенных отношений победителя к побежденным, завоевателя к пленным.

Не таково было прибытие к нам варяго-руссов, а добровольный их призыв, предполагающий выбор, не оставляет сомнения в хорошем происхождении тех, которые отозвались на приглашение славян и союзных племен. Без боя и насильственных мер совершилась та перемена в правлении и устройстве, которая всюду в других местах оставила неизгладимые следы. Обстоятельство, что прежние туземные роды не были искоренены и не подверглись господству, как завоеванные, важно для истории нашего дворянства. А именно: народ, у которого преобладает начало родовое, избирает себе в старшины и представители только лица из родов старших, отличающихся своею древностью. Это-то старшинство и соединенная с ним опытность и давали им право на тот почет, которым они всегда отличаются. История не сохранила известий, какие именно дворянские роды происходят от этого корня; тем не менее туземное происхождение многих благородных поколений доказывается неупоминовением в наших родословных и других источниках о том, где их начало, от какого благородного мужа они идут, откуда выехали, кем, наконец, возведены в дворянство. Начало этих родов теряется в незапамятной древности, а при твердости того родового начала, по силе которого благородство передавалось неизменно от родоначальника потомкам, нет основания сомневаться в том, что кровь тех благородных славян, которые призвали норманнов, доныне течет в жилах многих русских дворян.

Другая, кроме древности происхождения, отличительная для благородства черта есть, по мнению Западной Европы, обладание недвижимою собственностью. И в этом отношении наше коренное дворянство представляет явление единственное в своем роде, — явление, которое разительно опровергает всякие предубеждения против его благородства. Чтобы показать, как мало основательно мнение в этом отношении иностранцев и тех русских, которые, не рассуждая, принимают на веру и повторяют его, мы считаем необходимым предварительно показать, какой объем самостоятельности владения принадлежал западноевропейским баронам, чтобы потом сравнить его с княжескою вотчиною и дединою, с уделами наших князей.

Западноевропейский барон, получив от своего вождя участок земли, не становился чрез то самостоятельным его обладателем, а, напротив, приходил к конунгу в отношение подчинения, и кроме того, что был лишен прав, принадлежащих самодержавной власти, как-то: бить монету, начинать войну, заключать мир, кроме того, что подчинялся своему государю в высших степенях суда и управления, он должен был вести свое войско под его знаменем, нести известные тягости и т.п. В редких случаях только бароны, по большей части с бою и мерами противозаконными, приобретали себе права полной самостоятельности, но это не более как превышение и злоупотребление власти. С утверждением в государствах Западной Европы монархического начала права эти были уменьшены и прекращены в пользу государей.

Если роды, от таких вассальных владельцев происшедшие, величаются своим благородством, то не более ли прав на это имеют наши княжеские роды, от Рюрика происшедшие, — роды, предки которых были истинными государями, вотчинниками своих уделов, с правами, которых не имел никогда никакой вассал, никакой барон? И права эти нисколько не были злоупотреблением власти, не были беззаконно похищены, как это бывало на Западе, напротив, у нас это делалось по обычаю и закону.

Великий князь Ярослав Владимирович, вотчич и дедич всей России, полученной им по наследству от предков и частью добытой оружием, разделил ее между своими сыновьями. Явление это, хотя не единственное в истории, имело последствия, которых не может представить ни одна страна, не проникнутая преобладавшим в отчизне нашей родовым началом.

В постепенном разветвлении княжеского дома Россия, дробясь все более и более, дошла до того наконец, что некоторым княжеским линиям принадлежал нередко один только город, одна волость, но как? на правах вотчинных, т.е. с правом самостоятельно владеть и управлять уделом, передавать его нисходящему потомству в том же объеме, в каком он получен по наследству. Взаимные между удельными князьями и с великим князем, государем всея Руси, договоры и трактаты определяли отношения их между собою.

Но в то же время, несмотря на это раздробление, Россия не переставала, в сущности, составлять родовую собственность всего Ярославова дома, что спасало ее от окончательного распадения, связывало в минуты опасности, давало ей силу против врагов и, наконец, способствовало тому, что без борьбы и насилия уделы примкнули к Москве как центру и сплотились с нею твердыми, неразрывными узами. Слияние это совершалось незаметно: по мере расширения пределов Московского государства уменьшались преимущества князей удельных, которые по взаимному согласию уступали Москве свои владения и права самостоятельности, заключали для того договоры и трактаты, выговаривали для себя все меньше и меньше прав и, наконец, стали служебными князьями Московского государя. Даже Новгород и Псков никогда не утрачивали убеждения о единстве всей государевой вотчины, что и было высказано новгородцами и псковичами в то время, когда Иоанн III требовал подданства от града св. Софии и ее пригорода (Первая Софийская летопись // ПСРЛ. Т. 6. С. 26 и след). Но лучшим подтверждением того, как дети Ярослава помнили (несмотря на некоторые споры и вражды) единство кровного происхождения и как сохранялась целость России при всем ее раздроблении на самостоятельные княжества, служит история князей Полоцких и впоследствии Литовских. Великий князь Изяслав, получив в удел при жизни отца своего Владимира Св. Полоцк, был, следовательно, отделен от прочих своих братьев, не считался совладельцем отчины Ярослава наравне с его детьми. В продолжение четырех столетий Литва и Киев, потом Литва и Москва составляли два самостоятельных, совершенно независимых пункта, иногда замиренных, по большей части враждовавших, пока наконец Москва не взяла верх. Тем не менее коренная связь не была прекращена, и, по присоединении Литвы к России, литовские княжеские роды заняли в нашем дворянстве принадлежащее им по достоинству место, несмотря на то, что Литва целые столетия была отторгнута от России, с которою первоначально составляла одно целое.

Таким образом, не преувеличивая, можно сказать, что во главе коренного русского дворянства стоят потомки государей разных областей России, удельных князей. К этому разряду должны быть причислены все наши княжеские роды, от Владимира Святого происшедшие, не исключая и тех родов, которые по случайным обстоятельствам должны были на время расторгнуть, хотя внешним только образом, узы, связывавшие их с родиною, но которые тем не менее оставались нераздельными с отчизною по своим убеждениям, вероисповеданию, не раз стремились к воссоединению с Москвою и наконец слились с нею. Князья Чарторижские, Пинские, Слуцкие, Бельские и др. (не говоря уже о теперешнем их подданстве России) — такие же русские князья, как Хованские, Голицыны, Трубецкие и др. Обстоятельство, почему первых из них привыкли считать не русскими князьями, тогда как никто не скажет того же о Трубецких, Голицыных, совершенно случайное и зависело оттого, что у первых были владения, которые при разграничении России с Литвою отошли к последней. А так как принадлежность России, Польше или Литве города или даже известной волости было следствием победы или мирных трактатов и взаимных договоров, которых содержание сообразно обстоятельствам неоднократно изменялось, то и принадлежность литовских князей или, вернее, владений их к Польше не могло отнять у них коренных прав, по силе которых они оставались русскими. Случай не может лишать человека никакого важного и существенного преимущества. Для образца, как владение определяло подданство, мы приведем следующий отрывок из договорной грамоты, заключенной 5 февраля 1494 г. между Иоанном III и Александром Литовским. По этому трактату были, между прочим, определены границы для владений того и другого государя, и в соответствие с тем (так как служба лица и повинности, которые оно несло, были разложены по земле и по воде) необходимо было разграничить, кому из договаривавшихся сторон подчиняется тот или другой князь. "А по которая места ведали волостели Осугу при великом князе Кестутье, и моим волостелем по тому же ведати, а тебе великому князю Ивану не вступатися, также мне великому князю Александру не вступатися у тебя и у твоих детей в вашу вотчину в город Вязму и в городы и в волости и во все земли и воды Вяземские, что к Вязме потягло, ни князей мне Вяземских к себе не принимать... А князю Новосильские, Одоевские и Воротынские и Перемышльские и Белевские все твои Великого князя Ивановы и твоих детей и с своими вотчинами, к нашему великому княжеству". Далее по положению вотчины князья одной и той же линии могли служить разным государям. "А Мезецкие князья, князь Михайло Романович... служат тебе великому князю Ивану и твоим детем и с своими отчинами, что их долницы в городе в Мезецку и в волостех, а мне великому князю Александру их необидети и не принимати их и с их вотчинами. А что служат мне великому князю Александру Мезецкие князи, князь Федор Сухой, да князь Василий... и те князи в Мезецку в городе и в волостех, ведают свои отчины долницы свои, а тебе великому князю Ивану и твоим детем их не обидети и не принимати их с их отчинами. А что у тебя в нятстве Мезецкие князи, князь Семен Романович и князь Петр Федорович, и тебе тех князей отпустити в Мезецк на их отчину, и они кому хотят, тому служат и с своими вотчинами, что их дольницы в городе в Мезецку и в волостех" (СГГД. Т. 5. С. 17,50). Вообще, обстоятельство, кому подчиняются князья пограничных областей, часто изменялось, и нередко в одно и то же правление отдельное лицо, не говоря уже о целых княжеских поколениях, при перемене границ владений тянуло то к Москве, то к Литве. Потому-то мы и считаем его несущественным: для нас важны корень, от которого идут князья, и земля, которою они владели, их удел. А между тем во всей древней Руси не пресекалось искони сознание, что Литва есть Русская область, отторгнутая от своего центра при неблагоприятных обстоятельствах и долженствовавшая воссоединиться и слиться с ним, что действительно и последовало, как только Россия окрепла внутри и цари ее захотели восстановить свою древнюю прародительскую вотчину и дедину в первоначальном объеме.

Став служебными князьями Московского великого князя, царя и обладателя всея России, удельные князья, наравне со всеми другими служилыми людьми, подчинились распоряжениям Разряда, которыи со всевозможною точностью вел записки их служб придворной, военной и гражданской. Таким образом, становится неуместным всякое сомнение, действительно ли ныне существующие русские княжеские роды ведут свое начало от сыновей Владимира и Ярослава и продолжаются без перерыва. Как княжеский род и в нем отдельное лицо получали право на обладание известною областью только и не иначе как по началу родовому, по происхождению от известного родоначальника, так и потомкам их придавалось при московском дворе большее или меньшее служебное значение на том же основании старшинства происхождения, и мы знаем целые местнические дела, состоящие из доказательств, от какой линии Мономахова дома ведет свое начало тот или другой княжеский род. Поэтому как каждый род, приходивший в столкновение с другими служилыми людьми, записывал для себя и потомства своего службы предков и происхождение их, для определения на этом основании, кому то или другое лицо в версту и кого оно моложе или старше, так, с другой стороны, и государство вело особые списки, в которых, кроме родословия, определявшего старшинство происхождения, тщательно записывались посылки, назначения на службу, награды за нее, равно как вообще служебная деятельность лица до последних мелочей, и, следовательно, если бы частный человек имел выгоду вести себя от старшей линии, не принадлежа к ней, или скрыть известную службу своего предка, то государственные разряды, в которых в случае спора наводилась справка, открыли бы утайку, а местники, основывавшие на разрядах свои притязания, конечно, не преминули бы воспользоваться тем или другим несправедливым показанием своего противника для доказательства его потерки, того, что он может служить в одной версте или даже ниже соперника. Оттого несомненно основанное на родословных книгах, равно как на разрядах, происхождение наших княжеских родов от царственного корня Владимира Св. и Владимира Мономаха. Можно ли затем сказать что-нибудь против древности и благородства нашего коренного дворянства?

§ 77. Кроме князей, почетное место при московском дворе занимали "цари и царевичи разных земель, которые служат в Московском государстве", как они неоднократно именуются в наших древних исторических памятниках. Прибытие их к нашему двору и служба при нем в немалом количестве объясняются тем, что по свержении татарского ига ветви Чингисханова дома оставались долго еще в разных пунктах России: в Крыму, Казани, Астрахани до тех пор, пока и отсюда они не были вытеснены московскими царями, которым и подчинились. Шертные грамоты, данные им по этому случаю, обеспечивали Россию на счет верности службы их, а вместе с тем русский государь, не лишая их всех преимуществ, принадлежащих им по первоначальному званию, предоставлял царям и их семействам некоторые права по своему усмотрению до тех пор, пока они не низошли на степень обыкновенных княжеских родов. Считая себя не вправе излагать здесь в подробности всю родословную Чингисханова дома (Родословная татарских родов подробно изложена в: Histoire genealogique des Tatars traduite du manuscript Tartare d'Abulgasi-Bayadur-Chan. Leyde, 1726), мы коснемся для примера генеалогии князей Сибирских. Как прозвание это ясно свидетельствует о их происхождении и о земле, которою они владели, так акты, сохранившиеся в делах Посольского приказа, которому они были подведомы, и в домашнем архиве князей Сибирских, дают возможность проследить историю потомков царя Кучума до позднейших времен.

Известно, что Сибирь, бывшая целью для промыслов новгородцев, в XI еще веке посещалась русскими и что в XIII столетии князья наши ездили к берегам Амура на поклон к ханам. В XV столетии начинаются наши завоевания за Уралом, а в XVI в. Сибирь платила уже дань Москве. Затем в 1569 г. по торжественному договору с царем Сибирским Кучумом, сыном Муртазы, происходившим от Чингисхана, страна эта утверждена в подданстве России; но, укрепившись в Сибири, Кучум перестал исполнять принятые на себя по договору с Москвою обязанности, что имело последствием действия против него вооруженною рукою Строгановых и подвиги Ермака. В правление царя Феодора Иоанновича русские все более и более стесняли Кучума, пока не завладели всею его областью. Наконец, в 1598 г. Кучума не стало, и Сибирь навсегда присоединена к Москве (Карамзин. Т. 9. С. 78, 219, 226, 228, 242. Примеч. 644; Т. 10. С. 15-16; Т. 11. С. 15-18. Abulgazi. P. 484-498), все же семейство его переселено в Россию. Сын Кучума, царь Алей, был послан на житие в Ярославль, где и пожалован был поместьем с обязанностью служить с него. Сын Алея, царевич Хансюер, быв в походе под Смоленском, изменил Москве и отъехал в Литву, потом перешел к крымскому хану, но был взят в плен казаками, сослан в Сольвычегодск, потом в Устюг и, наконец, в царствование Алексея Михайловича был возвращен в Москву по просьбе отца. Между тем Алей, ссылаясь на свою старость, не позволявшую ему служить наравне с другими с своего поместья, передал большую часть его внуку своему Калиннику Хансюеровичу, и затем осталось у него поместья — две деревни да двадцать две пустоши. Вследствие того царь Алей просил государя о назначении ему денного корма, но так как поместным кормы не давались и по правилу помещик, не могший сам служить с своего поместья, должен был сдать часть его другому лицу, которое и отправляло за него службу, то просьба царя Алея осталась без удовлетворения. Другой сын царя Алея, Алп-Арслан, получил в удел город Касимов и известен под именем царя Касимского. Впрочем, происшедшее от царя Алея, равно как от третьего Кучумова сына, Аблагаира, потомство пресеклось, а настоящий род князей Сибирских пошел от второго сына царя Кучума, царевича Алтаная, который жил в Ярославле на царском жалованье. У него было два сына, именовавшиеся еще царевичами: Дост-Салтан, по крещении Петр, и Иш-Салтан, по святом крещении Алексей. Оба они, равно как их жены и дети, погребены в Новоспасском монастыре в Москве и им придан титул царевичей, который остался и за последующим поколением до конца XVII и начала XVIII столетия, а именно за детьми царевича Сибирского Алексея Алексеевича: Григорием, Василием и Дмитрием. Из них второй, Василий, подвергся ссылке по делу царевича Алексея Петровича, при котором находился. Засим дети его перестали называться царями и царевичами и носят княжеский титул. Род этот продолжается до настоящего времени.

Подобно царям Сибирским, постепенно переходили в князья и другие цари потомства Чингисханова, побежденные московским государем, который имел потому полное право называться царем царей (Карамзин. Т. 10. С. 114). Видя, что сила московского государя постоянно возвышается и что совместно с ним невозможно спокойное существование мелких киргизских и иных орд, властители их, ханы и цари, просили покровительства у России и были принимаемы под высокую руку нашего царя. Мало-помалу они присоединились к Москве, а владения их стали областями России. Взамен того ханам были даваемы земли или жалованье, а в разрядах службы московской им предоставлялось почетное место.

Вместе с царями татарского происхождения переходили ко двору московскому и в службу русского государя мурзы и князья, окружавшие своих ханов. Большая часть из них приняла святое крещение, пользовалась тем почетом, который принадлежал им по рождению и царскому пожалованью, вступала в брак с русскими, и только фамилия и герб их потомков свидетельствуют доныне о том, какой стране и какому племени Россия обязана многими фамилиями, члены которых ознаменовали себя преданностью русским царям и своему новому отечеству. Понятно, отчего у нас так много дворянских родов, происшедших из Орды и от татар. В Бархатной книге, вместившей в себе показания дворян о происхождении их предков, во множестве упоминаются роды, выехавшие из Крыма, Кафы, из Орд Большой, Золотой, Синей, Косуйской, Наручатской и из татарских земель вообще.

Что касается до других стран Европы, то должно признаться, что едва ли какая-нибудь земля осталась нам вполне чуждою и не внесла своей стихии в состав русского дворянства. Россия всегда была открыта для иностранцев, и в нее въезжали отовсюду "мужи честны", по выражению нашей летописи. Много выехало родов из Пруссии и Германии (Цесарии), из Немец вообще, хотя Англия, Франция, Италия, Турция, Греция и т.д. могут указать в нашем дворянстве представителей, так сказать, своей народности. Впрочем, выезды эти произошли так давно, роды эти так обрусели, что только герб свидетельствует доныне о происхождении предков их.

Наконец, присоединение к России разных областей и государств увеличивало число дворян русских благородными фамилиями этих стран. Та неразрывная связь, которая искони существовала между Москвою с одной стороны, Литвою и Польшею с другой, связь, которая условливала беспрерывный переход к нам служилых людей из этих земель, равно как возвращение к России при царе Алексее Михайловиче областей Приднепровских и впоследствии Смоленской, Витебской и других губерний, хотя и бывших исконною вотчиною русских государей, тем не менее состоявших так долго под чуждым влиянием, внесла в списки наших дворян множество родов польских, литовских и малороссийских. Несмотря на тесное их слитие с тем центром, к которому они примкнули, гербы их носят неизменные следы того, к какому разряду дворян выезжих владельцы их должны быть причислены.

То же должно сказать о дворянах губерний Остзейских, равно как Финляндии, и о родах, ведущих свое начало из стран Кавказских и Закавказских.

Предки нынешних остзейских дворян были рыцари Тевтонского ордена, переселившиеся в XIII и XIV вв. к берегам Балтийского моря из Германии для распространения христианства между туземцами-язычниками. Утвердившись в завоеванных землях, основав здесь города, они ввели в них феодальное управление: оно-то и послужило источником для тех установлений и для того образа жизни, остатки которых до сих пор видны в зданиях, улицах, законах, гербах этих провинций. Нет сомнения, что остзейское дворянство есть теперь одно из древнейших рыцарских и гербы, дворянам этим принадлежащие, отличаются своею геральдическою правильностью и древностью. Для них издан особый Гербовник.

Дворянство Финляндии, в основании своем шведское, также искони имело свои гербы, помещенные в особом Гербовнике — Samling of Wapen för de Ädelige Atter som aro introducerade a Storfurstendömet Finlands. 1843.

Что касается до князей и дворян грузинских и кавказских вообще, вошедших в состав русского дворянства, то необходимо заметить, что задолго еще до присоединения Грузии к России сношения наши с Кавказом были довольно тесны и часты; так, при царе Иоанне Васильевиче Грозном кахетинский владетель Леонтий обращался к покровительству московского двора, и Грозный дал ему грамоту с золотою печатью как своему верноподданному. Затем в 1586 г. притеснения персиян заставили кахетинского царя Александра II просить помощи у царя Феодора Иоанновича, который, приняв от него присягу на верноподданство, отправил посольство к шаху Аббасу Великому с извещением о принятии Кахетии в подданство России. Далее карталинский царь Георгий при Борисе Федоровиче Годунове и наследник Александра Кахетинского Теймураз при Михаиле Федоровиче в 1638 г., потом мингрельский князь Лев, а в 1650 г. царь Имеретинский Александр в царствование Алексея Михайловича испрашивали покровительство, вступали в подданство России и давали присягу на верность. Цари Горские разных наименований, смотря по стране, из которой выехали, и князья Черкасские встречаются рано при московском дворе. Они бывали часто в свойстве с русскими великими князьями и царями и ознаменовали свою преданность России подвигами доблести на разных поприщах государственной деятельности. Число грузинских фамилий, как от царственного корня происшедших, так и дворянских вообще, значительно увеличивалось по мере того, как Кавказ подчинялся власти русских государей. Начало покорения этих стран было положено Петром Великим, предпринявшим поход в Персию. По силе трактата, окончившего эту войну, России уступлен весь западный берег Каспийского моря до Астрабада. Не один затем поход был предпринимаем русскими государями как с целью увеличения владений наших за Кавказом, так и для защиты Имеретии и Мингрелии от персиян и турок. Только могуществу России обязан этот край избавлением от покорения его турками, а по договору, заключенному в 1774 г. между Россиею и Портою, последняя отказалась от своих притязаний на Грузию и признала независимость как ее, так и Мингрелии с Имеретиею, а в 1783 г. царь Грузинский Ираклий признал себя со всеми своими потомками зависимыми от России. Преемник его, Георгий XIII, видя, что Грузия, беспрестанно подвергавшаяся нападениям соседей, слабая по недостатку твердых установлений и лишенная материальных сил, не может существовать самостоятельно, просил государя императора Павла Петровича принять всю Грузию в подданство свое. Таким образом, после смерти Георгия XIII манифестами 18 января (№ 19721) и 12 сентября 1801 г. (№ 2007) Грузия присоединена на вечные времена к России (Обозрение российских владений за Кавказом, изданное от Министерства финансов. Спб., 1836. Ч. 1-4). В настоящее благополучное царствование пределы владений русских за Кавказом значительно расширились, а вместе с тем увеличилось и число дворян, которые, происходя из горских племен, слились с благородным русским дворянством.

Обозначив главные, так сказать, стихии, вошедшие в состав отечественного благородного сословия, мы не думаем, что исчерпали этот вопрос, в высшей степени занимательный сам по себе и важный для русской геральдики. Собственно говоря, присоединение всякой области, даже и такой, где не было рыцарства и связанных с ним учреждений, не могло не иметь влияния на нашу геральдику, в которую таким путем вносились новые эмблемы, бывшие у нас прежде неизвестными. Достаточно в этом случае указать хотя на Бессарабию. Первоначально принадлежала она римлянам, потом была населена разными бродячими народами — даками, готами, гуннами, аварами, печенегами, затем составляла часть Турции и по Бухарестскому трактату в 1812 г. присоединена к России вместе с восточною частью Молдавии. Выезжавшие к нам и прежде присоединения Бессарабии к России из Молдавии и Валахии дворянские роды имели на своих печатях эмблемы, отличавшие их происхождение, например герб Петра Могилы (табл. IX, рис. 1,2), Кантимиров и т.д. Тем большее число дворян выехало к нам из этих стран и увеличило собою отечественное дворянство, когда область эта была присоединена к России. Буйволова коронованная голова и летящая птица, несущая в клюве крест, видны теперь в гербах некоторых наших дворянских фамилий, в ознаменование происхождения их из Бессарабии.

§ 78. Краткий очерк истории образования нашего дворянства набросан нами только для опровержения мнения тех, которые, сравнивая наше благородное сословие с западноевропейским и не находя у нас рыцарских учреждений и в числе их гербов, отвергают древность русского дворянства. Считаем лишним прибавлять после того, что уже сказано, в какой мере подобное суждение согласно с истиною и историею. А что у нас, несмотря на все благородство стихий, в состав нашего дворянства вошедших, долго, до конца XVII столетия, не было гербов или, правильнее, о них молчит законодательство наше, то это совершенно объясняется следующим. Идея о гербе как необходимом, для глаза видимом и осязательном отличии каждого дворянского рода могла явиться не ранее самой идеи о дворянстве как сословии, имеющем известные права личные и имущественные, равно как свою администрацию. Право на герб есть одно из личных преимуществ дворянина и не могло быть даровано ему, пока составные части, послужившие к образованию почетного сословия, были разрознены до того, что не могли иметь никакого общего отличия, хотя несомненно, что отдельные лица благородного происхождения, служившие в русской службе и выехавшие из стран, где существовали гербы, продолжали пользоваться и в России этим отличием без перерыва. Но, повторяем, общее значение как необходимая принадлежность дворянина получил у нас герб не ранее конца XVII и начала XVIII столетия, именно тогда, когда дворяне образовали из себя сословие. Представляем вкратце объяснение и доказательства нашей мысли.

Из дружины, окружавшей русских великих и удельных князей в качестве военных спутников и советников, с течением времени, в исходе XII столетия, образовался двор, и лица, к нему принадлежавшие, получили в древних наших памятниках название дворян, но нисколько не в том обширном смысле, в каком слово это употребляется ныне. В чиновной иерархии они стояли ниже бояр и окольничих, людей думных и употреблялись как при дворе собственно для того, чтобы придать ему более блеска и значения при приеме, отпуске послов, бракосочетаниях, церемониях разного рода, так и для посылок по делам военным и гражданским. Вообще при несуществовании того разграничения служб, которое условливается только правильным распределением должностей, придворные чины употреблялись всюду по назначению князя, при котором служили. Естественно, что по мере того, как росла сила Московского великого князя, увеличивалось великолепие двора его и множилось число окружавших его дворян, так что, наконец, явилась потребность разместить их по всем концам России, начав от Москвы. Имея в виду, что служба отправлялась по земле и по воде, с угодий, во владении лица находившихся, московское правительство не нашло лучшего средства обеспечить служилых людей и самую службу, как раздав им из казенных и пустопорожних земель поместья, участки сообразно отправляемой каждым должности, занимаемому месту с условием, чтобы с этого участка служил сам помещик и выводил с собою определенное число людей конных и оружных, с известным запасом продовольствия и в определенном вооружении. Как поместье давалось только для службы и под условием ее отправления, как далее старость, слабость и вообще всякое препятствие к исполнению обязанностей служило поводом к лишению поместья и к отдаче его другому способному лицу, так служба только связывала между собою помещиков, и по окончании ее они расходились по своим имениям, где спокойно жили до нового наряда, до прибытия окладчика, сбиравшего помещиков и наблюдавшего, чтобы всякий из них отправлял свою должность в таком именно объеме, в каком требовал закон.

Дружина, подобная московской, окружала и младшую братью — удельных князей; и по присоединении их к Москве в качестве служебных князей, к московскому великому князю и царю перешли городские дружины и образовали собою городовых дворян, служивших по городу и только изредка приезжавших к московскому двору. Как московские дворяне, необходимые для службы, приближавшей их к царю, видели постоянно его царские очи, так городовые дворяне могли являться при дворе только изредка, и таким образом служба по Москве была выше и почетней службы по городу. Вследствие того, перевод из городовых дворян в московские считался повышением и наградою, как, наоборот, переведенный с Москвы в город служилый человек считал себя пониженным. Вместе с тем, в соответствии с различными степенями близости к царю лиц, известную должность занимавших, и, может быть, вследствие привычки видеть на определенных местах (напр., воеводами в большом, передовом полках, в левой или правой руке, смотрящими в столы на государевых обедах, исполняющими известные обряды на свадьбах государей, на крестных ходах и т.п.) более или менее почетные лица, образовалась сама собою обычная иерархия мест. По силе ее при назначении служилого человека в какой бы то ни было должности служб военной, гражданской и придворной, обращали внимание на важность места и на отношение лиц, его занимающих, к другим равным и низшим чинам. Самая же важность должности условливалась, с одной стороны, близостью к царю лица, властью облеченного, и с другой тем, как велик по родословцу и разряду был тот, кто прежде занимал то же место. Понятно, что при таком множестве составных стихий, пока они не слились воедино и не образовали из себя одного сословия, были неизбежны счеты о том, кто старше по происхождению, по родословцу, какой удельный князь от какой идет линии и, наконец, кто выше по разрядам, по пожалованию от государя и по службе. Споры о местах должны были поэтому сопровождать всякую посылку, всякое назначение на службы, ибо эти начала, родовое и служебное, непременно сталкивались, и хотя главное правило местничества гласило: "Что местничаться между собою могут одни только родословные" и что, следовательно, этого права лишены лица, возведенные в боярство по разрядам, за службу, тем не менее столкновения между ними были беспрерывны и увеличивались по мере того, как прежнее родовое начало теряло свое первоначальное значение, а начало монархическое между тем росло и высилось. Строгие наказания тех, кто местничался недельно, все чаще и чаще повторявшиеся запрещения, чтоб в известных службах, нарядах не было предъявлено споров о местах, постепенно приготовляли совершенное слияние всех этих исторических оттенков в одно стройное целое. Но для того чтобы подобное слияние могло последовать, было главным образом необходимо, чтобы: во-первых, разряды из частных, семейных, перешли в правительственные и назначение на службу сообразовалось исключительно и единственно с выгодами и потребностями государства, мимо всяких семейных счетов, и, во-вторых, чтобы составление родословных книг, которые вел и вести имел выгоду каждый род для своей собственной обороны, приняло характер правительственный. В царствование Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича запрещения не местничаться и наказание тех, кто предъявлял свои притязания на нарушение разряда, не согласного с законами родового старшинства, были так часты, что исключение само собою перешло в правило. Недоставало только положительного утверждения законом этого порядка вещей, вылившегося из потребности времени.

Предлогом к такой существенной и коренной перемене послужил состав нашего войска: оставаясь по-прежнему, без изменения, оно оказалось не в состоянии вступать в бой с неприятельскими войсками, у которых были введены новые в ратных делах вымыслы. К тому же в войске нашем служило тогда множество иностранцев, для которых были чужды и непонятны семейные и родовые распри о старшинстве; и потому царь Феодор Алексеевич видел лучшее средство сравнять наше войско с западноевропейским, с одной стороны, в том, чтобы изменить прежнее устройство нашей армии, и с другой — уничтожить местничество. Мысль эта важна сама по себе как провозвестница последующих преобразований, сделанных на том же поприще Петром Великим; осуществление же ее царем Феодором Алексеевичем богато последствиями.

Оно было необходимо вследствие переименования служилых людей в звания и должности, бывшие у нас прежде неизвестными, для которых, следовательно, обычай и закон не могли еще установить никакой степени старшинства. Очевидно, хотя это и не выражено буквально в грамоте 1682 г. (СГГД. Т. 4. С. 396-410), цель во всем этом преобразовании была одна, чтобы, уничтожив прежние должности, с корнем вырвать веками утвердившиеся убеждения о старшинстве мест и лиц, их занимающих. Как ни много было подготовлено для такого преобразования предыдущими событиями, как ни мало совместно, по-видимому, было прежнее воззрение наших служилых людей на службу с тем порядком вещей, которого заря уже восходила, вопрос об уничтожении местничества требовал зрелого обсуждения. Поэтому царь Феодор Алексеевич, поручив рассмотрение вопроса о лучшем государевых ратей устроении и управлении князю Василию Васильевичу Голицыну, велел быть при этом случае "выборным стольником и генералом, стольникам же и полковникам рейтарским и пехотным, и стряпчим и дворянам, и жильцам, городовым дворянам и детям боярским". Мнение выборных людей состояло в том, чтобы всех служилых людей расписать в роты, а не сотни и вместо сотенных голов установить ротмистров и поручиков из стольников, стряпчих, из дворян и жильцов, из всех родов и чинов с головы беспременно; а между собою местами не считаться и служить без подбора, кому в каком чине он, великий государь, быти укажет. Вследствие того были переименованы в ротмистры и порутчики стольники, стряпчие и дворяне. Но так как в семьях князей Трубецких, Одоевских, Куракиных, Репниных, далее, у Шеиных, Троекуровых и Лобановых-Ростовских не было лиц, которых бы можно было записать в эти службы, за малолетством, то бояре опасались, чтобы тем родам, которых члены записаны на новую службу, не была она вменена в потерку со стороны родов, ей не подвергшихся; а потому они полагали и последних записать с течением времени в ротмистры и поручики и тем положить прочное основание уничтожению навсегда и во всех дворянских родах местничества.

Для окончательного рассмотрения, однако, этого важного вопроса царь нашел необходимым созвать собор из лиц духовных: патриарха, архиереев и властей, и из светских: всех своих бояр, окольничих и думных людей. В кратких, но выразительных словах царь изъяснил пред собором, какие неудобства происходили для России от споров за места, как вследствие того в мимошедшая времена в ратных и в посольских и во всяких делах чинилась великая пагуба и ратным людям от неприятелей великое умаление. Затем царь показал, как предки его, понимая все зло и желая способствовать его уничтожению, постоянно стремились к ограничению местничества, как сам он, царь Феодор Алексеевич, стремится к тому же, и, наконец, предложил на разрешение собора вопрос: быть ли всем разрядам и чинам без мест или по-прежнему быть с месты. В произнесенной затем речи патриарх Иоаким доказывал, что любовь, заповеданная Спасителем, всего чаще нарушается несогласиями, возникающими вследствие споров между высокородными о местах, и что такие споры возникают не только между отдельными родами, но и между лицами, к одному роду принадлежащими. Поэтому голос патриарха был в пользу искоренения такого братоненавистнаго установления, во всех отношениях вредного и пагубного. То же мнение выразили духовные власти, бояре и думные люди: все соглашались, что должно искоренить отечественное местничество и для уничтожения памяти о прежних спорах за места предать огню все прошения, записки и дела, до этого предмета касающиеся, так, чтобы уничтожить всякую даже память о местничестве, "чтобы соблазна и претыкания никто никакого не имел".

Такое единодушное постановление Земского собора было немедленно приведено в исполнение и разрядные книги преданы сожжению, избранные же для того от царя боярин и думный дьяк, а от патриарха митрополиты и архиереи смотрели, пока книги эти совсем не сгорели.

Затем патриарх убеждал бояр, чтобы они не хранили у себя никаких записок о местнических спорах, а приносили их в Разряд. Взамен того царь велел установить в Разряде общую родословную книгу, известную под именем Бархатной, и разрешил, чтобы каждый род вел по-прежнему свою родословную; для полноты же государственной родословной книги, ведение которой вверено Разряду, царь предписал взять от отдельных фамилий показания, какие линии и лица в каждой из них пропущены. В эту же книгу велено внести, по надлежащем удостоверении, и те честные роды, которые при прежних царях занимали почетные места, были боярами, окольничими и думными людьми, равно как поместить те старые роды, которые хотя и не были в таких честях, тем не менее с царствования Иоанна Васильевича Грозного бывали в посольствах, в полках, на воеводствах и в других знатных посылках или вообще были людьми, близкими к государю. Затем велено было писать в особые книги: 1) тех, кто, не принадлежа к исчисленным видам служб, с царствования Михаила Федоровича бывали послами, посланниками, полковыми воеводами и вообще служили в честных чинах, равно как записаны в десятнях в первой статье; 2) тех, которые не были в исчисленных должностях, а записаны в десятнях в средней и меньшей статьях, и 3) тех, которые за службу отцов пожалованы из нижних чинов в московские чины.

С течением времени правила, в соборном деянии об уничтожении местничества для составления родословной книги постановленные, дополнялись и объяснялись; так, в 1682 же году повелено причислять к княжеским и другим дворянским родам те только фамилии, о которых удостоверять означенные роды, что они идут от одного с ними корня (СГГД. Т. 4. С. 478-479). Далее, в 1686 г. велено родословную обновить и пополнить, включив в нее роды, от имеретинского царя Арчила Вахтанговича происшедшие, равно как сибирских и касимовских царевичей и, наконец, княжеские выезжие и иные честные роды (Родословная книга... М., 1787. Т. 1. С. 7-11).

Для того чтобы расположить родословную по степеням и дать возможность родословить всякий род и всякое его поколение, нисходя от родоначальника к искомому лицу, повелено, не разделяя семейств, от одного корня происшедших, по разным книгам, писать их вместе, несмотря на различия по службе, и показывать сперва роды, от старшего колена происшедшие, затем от второго и т.д., если бы даже они изменили свое родовое прозвание. Таким образом, окончательное составление общей дворянской родословной книги относится к соцарствованию Иоанна и Петра Алексеевичей с царевною Софиею Алексеевною, понимавших, сколько можно заключить из их указов, всю важность этого труда. Привести его в исполнение было поручаемо избранным для того боярам, окольничим и думным дьякам, составлявшим Родословную Палату.

Таким образом внесение в общую родословную книгу всех честных и старых родов, знатных по происхождению и по службе, должно было сплотить воедино бывшие дотоле разрозненными составные части нашего благородного сословия. А так как ведение этого важного документа было поручено лицам, от государства к тому уполномоченным, и внесение в родословную книгу служило источником для известных прав и преимуществ в быту частном и общественном, то требовались положительные доказательства от каждого, кто желал быть внесенным в родословную книгу. Особенно же строго должно было исполняться требование это относительно иностранных родов, служивших на разных поприщах русским царям. Они должны были представить явное о себе свидетельство, т.е. доказательство о том, что действительно благородны по происхождению и занимали почетные в русской службе места. Вследствие того выезжие фамилии, желавшие быть помещенными в Родословной книге и по благородному своему происхождению обладавшие гербом, представляя при прошениях своих на имя государей Феодора Алексеевича и его ближайших потомков доказательства о своем благородстве, прилагали, нередко за подписью людей благонадежных, удостоверения о том, что предки их употребляли издавна герб с известными эмблемами, и просили об утверждении его за ними. Родословная Палата, по препровожденному к ней от царя прошению, сносилась с Посольским приказом о том, в какой мере справедливо показание лица о древности и знатности его рода и действительно ли известной фамилии принадлежал герб, который она себе присваивала. Посольскому приказу были вообще подведомы иностранцы, в Россию приезжавшие, и потому сведения о них могли быть отыскиваемы только в делах этого государственного учреждения. Для справок же о гербах была в Посольском приказе Латинская книга, называемая Гербовник Шляхетный Польскаго и Литовского народа, Окольского Orbis Polonis, изданный в Кракове в 1641 г. На него, равно как на Папроцкого и Стрыйковского, делались нередко ссылки. Сообразно отзыву Посольского приказа, если он утверждал принадлежность герба известной фамилии, этот знак благородного происхождения за нею и утверждался.

Справки эти делались так часто, что в 1686 и 1687 гг. была уже составлена в Посольском приказе "книга в десть", как показано в описях, "о родословии и о гербах Российских разных знатных шляхецких фамилий, кому по челобитью и по памятям из Родословной Палаты о тех фамилиях и о гербах в государственном Посольском приказе чинены выписки, о которых фамилиях и о гербах их посольских знатных шляхтичев с свидетельствованных листов в тех выписках переводы имеются и как о тех фамилиях и о гербах с тех чинимых выписок из Посольского приказу в Родословную Палату в памятях писано, которым выпискам, памятям о тех фамилиях и о гербах в заглавии книги сея описание по листам находится".

Заглавие книги достаточно показывает, чего вправе были бы ждать от нее отечественные генеалогия и геральдика; но, к сожалению, книга эта утратилась, и нам удалось восстановить ее в не-многих отрывках выписками из подлинных дел того времени. Некоторые особенно замечательные отрывки мы представляем здесь без изменения для того, с одной стороны, чтобы показать источники, из которых почерпал Посольский приказ свои сведения о гербах выезжих в Россию родов и с какою добросовестностью он смотрел на этот, тогда еще новый предмет, а с другой — чтобы привесть образчики геральдического языка того времени, языка, из которого и теперь еще геральдика наша может заимствовать много технических слов, что уже в виде опыта и сделано выше, в § 11 и 17 нашего труда.

Обращаем внимание на следующие отзывы Посольского приказа Родословной Палате по делам о гербах:

1) Хрущовых. Род их выехал из Польши и в 1686 г. просил царей об утверждении за ними герба их Саламандра. Ответ Посольского приказа заимствован из книги Окольского (Orbis Polonis. Vol. 3. P. 89-90) и состоял в следующем: "Дана была Саламандра в знак Францышку, первому королю Французскому для того: или что посреди пламени нужд и бед победитель бывал, как о том пишет муж премудрый именем Каусин, или что над Швейцарами, которых знак принял есть, или над немецким цесарем Карлом пятым, которого герб Орел, цесарства ради, или над князем Медиоланским, которого герб природный Змий есть победы восприниматель, как пишет премудрого мужа Алкиата перечнописец в знаках на листу 58. Видима бо есть в Палате королевской у источника доброй воды такова Саламандра, над которою златыми буквы подписано читаемо есть: свиреп медведь и орлы высокопарные и змий извит уступили пламени, Саламандра, твоему! — Толь превысокого достоинства знак потом перешел в герб доброродных в Ческой земле Хрущовых (у Окольского Chrancovii, Chranscovii), и для имянной на войнах храбрости и смелости, которую между пламенно серными огньми и воинскими нарядами показали суть, и для того, что в воинском подъеме между каменными горами и твердыми неудобными стремнинами ядовитых змиев, полных скорпиею, огнь разжег и у расселины убил хрущов (по-польски Chrzazcz значит жук), которые близ стану его ночного случились. А герба их описание подлинником таково: животное тонкое и малое, скорпии много подобное, не совершено желтым цветом одеянное, живет огнем, который вся смертная снедает, во огни бо живет Саламандра; а в сем гербе на огне сидящая Саламандра, свиреп зверок с распростертыми крылами, пишется на короне хвост павлинов. А к похвале их же напечатано: Герб шляхты короны Польской и Ческой, Саламандру егда вижу, по достоинству им, яко великим и смелым на войнах и против неприятеля отечественнаго и веры людем и победителем, приложу надписание: живот их в огни. Живот их в огни рукодельном и пороховом, тех бо службы против турок и под Варною того удостоилися, что имение, данное при рубежах Ческих Хрущова воля имели дедичным правом. Саламандра в великие громы и в престрашные ненастья и дожди и во время водополья, вдоль и в ширину потопляющего вся, на свет выходит, о том пишет Каусин в книге.

Таковы, которым таков герб шляхетства дан был, посреде волнений и неприятельского ружья и пушечного наряду, имя и достоинство восприяли есте".

2) Справка о Лихачевых, по просьбе, в 1697 г. поданной: "Хоруговь церковная с тремя доли, разсечена, цвета желтоватого, имея при конце каймы и крест посреде верха в поле красном; на шлеме и венце суть перья струфокомиловы. А о начале герба, как дан, напечатано: Хоруговь есть древнейшее знамя воинское, у персян, у римлян и у греков. Но таково образца знамя, каково Радваново есть, никому обще, по единым древним в короне Польской сарматом свойствует: ибо Болеслав смелый с Роксоляны войну вел. Начальник воинства, дабы тщательным радением безопаство воинству промыслить, послал преж себя о неприятелех проведать, которым в начальники человека полку воина Радвана именованнаго, назначил, которые, приказ исполняя, на обоз неприятелей русаков напали, и видя, яко не могли от него ухоронитися, единым сердцем и душою умереть уже думали, и тако возвав Божие имя, крепко сами перво на неприятеля напали; поспешило щастье; неприятель неначаемых людей, чая, что имеет людей запасных, смутился, помешалося множество, измялося; потом на другую сторону счастье обратися, оправились, победителей убили и знамя воинское отбили, и так утеряв знамя, испужася, учали пропадать, потом хотящу щастью, побежал Радван в село ближнее, похватил хоруговь из церкви, прибежал на неприятелей, познали ратные люди своего водителя, восприяли сердце, и помышляющу неприятелю, что новое войско с новым знаменем воинским пришло, разбили, да победу двоежды восприяли. Возвратився в обоз Радван со многими пленники с знамены, с добычью и с победою во свидетельство вечные славы, хоруговь церковную с крестом и половиною стрелы от Болеслава короля в клеймо и герб шляхетства себе и наследником своим сподобился и улучил" (Это перевод слово в слово из книги Окольского о гербе Radwan. (Okolsky S. Orbis Polonus... Krakow, 1643. Vol. 2. P. 80.));

и 3) О гербе Лаврицких. Герб их описанием таков: подкова лошадина шипами вниз обращена, наверху крест, а на нем вран злат перстень в носу имый, поле светло-голубое, ворон черн, на венце тот же ворон с перстием.

О начале герба напечатано: в короне Польской достался от соединения двух гербов, се есть ворона и Побогь, муж бо герба Корвина или ворона, из королевства Угорскаго исходя, егда с братом службы отдавал воинские королем польским и князем Мазовецким, оба свои жилища в короне уставили суть, но един из них соблюл родительской герб корвин или ворона, а другой для супружества с родом гербу Побогь принял их герб, который герб поведением времени отменен и новое прозвание принял есть, се есть слеповрон, а о нем пишет: первый был Вратислав Слеповрон, которому Коврат, князь Мазовецкий, Государь и дедичь Плотский, Червенский и Равский, дал привилей на имения разные, Слеповраны и иныя. Сын его Лаврета (у Окольского — Wawrzea) Слеповрон. — О том летописец Башко, каноник Познанский, повествует: "В лето 1224 и последующее Конрад, князь Мазовецкий, в побоищи, бывшем над Литвою, Прусы и Яцвиеги против Болеслава Короля, прозванием Стыдливого, сотвори воеводу Лаврету Слеповрон (Okolsky S. Op. cit. Vol. 3. P. 121, 123); а о исходящих от того Лавреты наследниках, о Лаврецких, в книгах печатных, что называются Конституции сеймовые или Уложение сеймовое, напечатано: на генеральном сейме подписал конституцию или уложенье сеймовое после многих сенаторских подписей и поветовых послов рук из воеводства Сендомирскаго Ярослав Александр Лаврецкий. — А при обирании ныне короля Польского Яна третиего на Варшавском же сейме обирательном, при многих воеводствах и поветах из Брацлавского повету, подписали выбор нынешняго короля Польского: Владислав Лаврецкий писарь Троцкий, Брацлавский, да Ерофей Лаврецкий".

Менее замечательны к тому же времени относящиеся сведения, из Посольского приказа в Родословную Палату сообщенные, о гербах Зиновьева, Карбышевых, Одинцовых, Украинцовых, Загряжских, Нелединских и др. Во всех этих отзывах, по большей части на основании Окольского, объясняется история эмблемы, в герб вошедшей, ее значение и похвала ей. Всего более касались запросы Родословной Палаты дворянских родов, выехавших из Польши и Литвы. Этих дворян, среди родов выезжих, было в России всего более. Конечно, тот же порядок наблюдался при справках о гербах дворян, выехавших из Германии, Франции и иных земель. Со всяким годом царствования Петра Великого справки эти становились чаще и необходимее, потому что, по мере того как расширялось поле преобразований и нововведений Петра Великого, к нам стекалось отовсюду все более и более иностранцев. Многие из них отличались или образованием, или знатностью рода, или опытностью, на службе иностранной приобретенною; и потому, приезжая в Россию, они считали за собою право на отличие и ни в каком случае не хотели лишиться тех преимуществ, которые принадлежали им по происхождению, т.е. герба, равно как тех, которые они приобрели прежнею службою. Герб оставлялся за ними.

Труднее было найти мерило для вознаграждения иностранцев за их службу у нас. Жалованье, хотя и большее в сравнении с тем, которое получали лица русского происхождения, те же места занимавшие, не могло удовлетворить выезжих служилых людей; а между тем нельзя же было производить их в чины стольников, стряпчих; как потому, что невозможно найти соответствия между древними, в сущности придворными, чинами и теми должностями, которые условливались новым устройством Коллегий, армии и других учреждений, так и потому, что прежние чины наши не могли бы удовлетворить честолюбия иностранца; для него они были непонятны, без значения и, кроме того, сами по себе не предоставляли лицу никаких особых прав, а объем их зависел от усмотрения государя и от назначения служилого человека на известное место. Поэтому, как скоро приезжал к нам иностранец, то, по удостоверении, что он действительно носил за границею определенный ранг, его принимали у нас в соответственном чине, которого название переводили на русский с немецкого или иного языка, смотря по тому, откуда прибыло лицо. Подобные случаи повторялись так часто, что наконец возведены до общих правил. Табель о рангах, в 1722 г. изданная, собрала их воедино. Ей предстояло определить: какие права дарует ранг человеку, удостоившемуся получить его, и какие преимущества связаны с благородством, службою приобретенным. "Воинским чинам", говорит Табель о рангах, "которые дослужатся до обер-офицерства не из дворян, то когда кто получит вышеписанный чин, оный суть дворянин" (Указ 1722 г. янв. 24 (№ 3890). П. 15). Хотя этого суть долго служило как бы различием между знатными родичами и выслужившимися дворянами, тем не менее пред лицом государства, в правах как государственных, так и частногражданских, последний нисколько не разнился от потомка Мономаха. С тем вместе узаконено, что спутником благородства служит герб, который и должен быть дан каждому, достигшему определенных чинов. Петр Великий хотел уничтожить и в этом отношении разницу, между природными русскими и выезжими к нам родами существовавшую. Как последние издавна обладали этим отличием и домогались только утверждения его русским правительством, так Петр Великий узаконил, чтобы Герольдия, заменившая Разряд и потому обязанная вести Родословную книгу и назначать на службу, занялась составлением и утверждением гербов.

Таким образом, история образования отечественного дворянства неразрывно связана с историею введения у нас гербов. Без первой осталось бы непонятным, почему именно с царствования Феодора Алексеевича дворянские гербы ввелись у нас как установление и почему Петр Великий придавал им такое значение. Табель о рангах положила твердое основание составу русского дворянства, подробно определив, какие лица и каким путем приобретают право на благородство, и хотя жалованная русскому дворянству императрицею Екатериною II грамота и некоторые позднейшие постановления по тому же предмету в некоторых статьях изменили Табель о рангах, она остается в нашем законодательстве основным памятником до настоящего времени.

Дошедши, таким образом, до той эпохи, когда в числе других преимуществ даровано русскому благородному сословию право на герб, мы переходим к истории установления, которому было вверено заведывание этой части, т.е. Герольдии, и вместе с тем укажем на разработку у нас геральдики как науки.

предыдущая главасодержаниеследующая глава









© OGERALDIKE.RU, 2010-2020
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://ogeraldike.ru/ 'Эмблемы, гербы, печати, флаги'
Рейтинг@Mail.ru
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь